Что же со мной было? Помешательство? Умопомрачение? Или я всегда был таким, эгоистом, не способным позаботиться о человеке, которого любил, сосредоточенным исключительно на собственном «я»?

Я аккуратно сложил бумаги в папку и вернулся в гостиную. Я хотел о многом поговорить, попытаться объяснить, объясниться, но замер в дверях, став свидетелем сцены, от которой мучительно заныло сердце и захотелось зажмуриться, спрятаться, уехать как можно дальше.

Тим Питерс стоял на коленях перед диваном и прижимал к себе голову Курта, обнимал его, гладил по волосам, уверенно, привычно, и что-то показывал на пальцах, и целовал в висок, а Курт, расслабленный, успокоенный, улыбался в его руках и тоже что-то говорил, так быстро, взахлеб, неразборчиво, как могут только подростки, едва отошедшие от стресса. Потом Тим нагнулся и поцеловал его в губы, легко, бережно, и снова отвел от лица упрямую прядь, мешавшую смотреть в глаза.

Я все-таки зажмурился и сделал шаг назад, стараясь ступать как можно тише, но Тим тотчас обернулся, и выражение безграничной любви не успело слететь с его лица. Он посмотрел на меня в упор, дернул верхней губой и вновь склонился над Куртом, заслоняя его, прикрывая собой, защищая – от меня и от связанных со мною обид и разочарований.

Я молча вышел из гостиной и поднялся к себе в спальню, бесцельно перебрал какие-то вещи, перелистал одолженную Тимом книгу, очередной старинный фолиант, нервно закурил и попытался думать. Перед глазами стояла подсмотренная сцена, от которой сердце разрывалось на куски, но которая так хорошо вязалась с диким состоянием Мак-Феникса на пляже. Тим признался в любви, думал я, и конечно, он выбрал Тима и прикидывал, как рассказать об этом мне. Просто он собственник, каких поискать, и едва я сам заикнулся о разрыве, получил от него по полной программе, но вот он снова увидел Тима и…

– Теперь я должен спрашивать, что с тобой? – тихий голос Курта заставил меня вздрогнуть.

Я увидел его отражение в оконном стекле и вжал голову в плечи в ожидании приговора. Курт молчал, и тогда, не в силах терпеть эту пытку, заговорил я сам:

– Если нужно, я уеду, Курт. Правда…

– Ты все-таки хочешь уехать?

И хотя еще миг назад я мечтал о побеге из Стоун-хауса, теперь застыл от ужаса, пытаясь представить жизнь без Мак-Феникса. Но, собрав волю в кулак, заставил себя продолжить:

– Если ты хочешь, я уеду. Совсем, в Америку, в Канаду, в Австралию, куда скажешь, Курт, я не хочу быть обузой, помехой, я просто исчезну из твоей жизни, ты хочешь этого, Курт?

– Нет, – он произнес это спокойно и уверенно, отчего отпустило сердце, и я смог, наконец, сглотнуть подступивший к горлу ком. – Ты не мешаешь мне, Патерсон, что на тебя нашло?