Мы помолчали, потом он продолжил со свойственной ему беспощадной прямотой:

– Возможно, нам и стоило бы, как ты выразился, разбежаться; подумай, Джеймс, если ты решишь уйти сейчас, будет не так уж больно для нас обоих.

Я оперся о подоконник, чтобы не упасть, и помотал головой:

– Я сейчас ничего не решаю, Мак-Феникс. Я хочу, чтобы ты мне сказал: уходи, Джеймс Патерсон, ты мне больше не нужен! Что, смелости недостает?

– Смелости, в отличие от твоей, хватает, – также спокойно заверил Курт. – Изволь. Останься, Джеймс Патерсон, ты мне нужен, я не хочу, чтобы ты уходил. Что теперь?

– Я тоже не хочу уходить, не хочу тебя терять, Мак-Феникс, – прошептал я, едва сдерживая себя. – Просто ты и Тим… Я, правда, не хочу вам мешать…

Курт вздохнул, скорее с облегчением, чем с досадой, подошел, обнял меня, скрестив руки на моем животе, поцеловал в шею:

– Ай-ай! – прошептал он с улыбкой. – Как нехорошо подглядывать, любезный мой лекарь. Ревность глупа, ты забыл?

– Ты был близок с ним?

– В смысле, трахался? Нет.

– Курт!

– Ну что «Курт»? Я трахаю далеко не все, что движется.

– Он целовал тебя!

– Джеймс, что за детский лепет! Ну, целовал, хотел сделать приятное. Не на пальцах же объяснять привязанность. Тим – мой друг. И, кстати, натурал.

– Я тоже был натуралом, – горько усмехнулся я, – вполне нормальным парнем, жениться собирался. До встречи с тобой.

– И тут явился я, гордый демон ночи, – хмыкнул Курт, – и изменил саму твою природу. Джеймс, ты определенно впадаешь в детство.

Я чуть расслабился и повернулся в руках Курта, уткнулся лбом в его плечо. Шмыгнул носом:

– Что, все было так плохо? Сплошные признаки латентности?

– Вот тебе маленький пример. Роб Харли долго не оставлял попыток совратить Тима Питерса. А Роб Харли фанат своего дела, искренний любитель открывать людям глаза. Он дважды нарывался на драку, получал по морде, но и при столь близком, возбуждающем контакте у Тима на него не вставало. Ну а теперь, мой милый, вспомни нас.

Я вспомнил и рассмеялся. И еще крепче обнял Курта.