– Ты прости меня, родной, – неожиданно для себя решился я. – Я такая свинья, что впору повеситься.

– О чем ты?

Я попытался объяснить, сумбурно, сбивчиво, про его аварию, про Мериен, про Канаду; он щурился, пытаясь вникнуть, но по тому, как посветлело его лицо, я видел: он понимает и принимает мои извинения.

– Глупый пингвиненок, – сказал он, когда я выдохся и замолчал. – Ну что же ты сегодня как маленький? Я ведь сам прошел через такое, и рядом не оказалось друга, на чье плечо хотелось опереться. Пришлось справляться самому, и что из этого вышло?

Я поднял глаза и увидел Тима, стоявшего в дверях. Тим слушал с искренним интересом и грустно улыбнулся, поймав мой взгляд. Покачал головой, махнул на нас рукой и осторожно прикрыл дверь в спальню.

Тогда я осмелел и поцеловал своего пингвина. Он мне ответил, но счел долгом прошептать во время краткой паузы:

– Ты только не заводись, Тим строго-настрого запретил нам заниматься сексом. Ну, сейчас. Сказал, я должен спать, а не трахаться.

– Раз должен, будешь спать, – прошептал я в ответ. – И ты пообещаешь, что постараешься спать дольше, чем обычно, тебе прописан сон, Мак-Феникс, а ты от силы набираешь три часа. Будешь просыпаться со мной, готовься к испытаниям.

– Джеймс! – почти умоляюще протянул милорд.

– Я постараюсь вставать пораньше, но я хочу, открыв глаза, увидеть тебя рядом. Обнять и полежать спокойно на твоем плече. Пожалуйста, Курт!

– Хорошо, – согласился он с легкой улыбкой. – Раз так, будет, как прикажешь.

Мы засыпали, когда в моей голове неожиданно родились строчки песни, вновь полоснувшие по несчастному сердцу. Новый спазм сжал мне горло, и я прошептал, чтоб хоть как-то справиться с приступом:

– Нет времени для нас… Нет места для нас…

– Все хорошее заканчивается слишком быстро, – грустно согласился Курт.

There’s no time for us,

There’s no place for us.

What is this thing that builds our dreams,

Yet slips away from us?