Я был счастлив. Мог ли я знать, что такова моя последняя счастливая ночь рядом с Мак-Фениксом? Если бы я только знал…

– Они упорно называют тебя «Габриель»! Почему?

Мак-Феникс вздохнул, завозился, устраиваясь на моем плече:

– Это мое имя, – ответил он неохотно.

– В смысле?

– В прямом. Габриель Эдуард, герцог Бьоркский. У нас в роду каждый третий Габриель.

– А как же «Курт»?

– Курта я выдумал сам, когда меня лишили титула. Решил, раз Мак-Феникс, значит, буду Куртом. В честь австрийского математика Гёделя, которым увлекался в тот период.

– Так тебе лучше, – искренне отметил я. – Какой ты, к черту, Габриель?

***

Проснулся я поздно. Солнце заглядывало в узкое зарешеченное окно спальни, вовсю чирикали какие-то зимние пичуги, пригревшиеся в его лучах, и если была у меня надежда, открыв глаза, увидеть рядом Курта и вновь признаться ему в любви, я расстался с ней быстро и безболезненно. Я даже не слишком огорчился, рассчитывая на долгую жизнь, проведенную в его объятьях, на то, что рано или поздно мой пингвин привыкнет, будет просыпаться и ждать моего пробуждения, ловить мою улыбку и улыбаться в ответ, смущаясь и гордясь моей любовью. Я просто потянулся, привычным жестом проводя рукой по телу, отыскивая новые отметины и размышляя, чем их лечить и чем замазать.

Потом я вызвал Гордона, и мой лакей принес мне воду для умывания. В кувшине. В ответ на удивленный возглас он пояснил, что современная ванная на все три этажа одна, и ее заняла герцогиня. Все-таки жизнь в средневековом замке имела свои минусы, такие, что казалось странным стремление Мак-Феникса здесь поселиться, но Курт обладал дерзким даром обустраиваться с максимальным комфортом, едва занимал территорию, я верил в его гений и надеялся на душевые, джакузи и центральное отопление.

Кое-как умывшись, выбрившись и вычистив зубы, я оделся и вышел на вражескую территорию в поисках Курта и в надежде разжиться съестным. Курт обнаружился в библиотеке, он беседовал с каким-то незнакомым мне грузным джентльменом; при моем появлении Мак-Феникс лишь на миг вскинул голову и без улыбки сделал небрежный жест рукой, приказывая мне исчезнуть. Я вышел прочь со смутным, тревожным осадком на душе.

Почти сразу меня перехватил Тим и жестом показал, что проводит в столовую.

Я отказался, попросив принести завтрак к нам в комнаты: сидеть за столом с герцогиней и Альбертом, а то и просто в обществе незнакомых мне родственников я не хотел. Впрочем, Мак-Ботт и Гордон свое дело знали, и вскоре в маленькой гостиной развернулась походная кухня и был накрыт стол; кофе помог мне взбодриться, а яичница примирила с суровой реальностью.