Я допивал вторую чашку, когда в гостиную ворвался Курт, с разгону поцеловал меня в губы, откусил солидный кус от тоста с маслом в моей руке и упал в кресло напротив, требуя себе того, что видел в моей тарелке, и побольше!
Я улыбнулся его голодному энтузиазму и двинул яичницу на середину столика.
– Я вынужден тебя бросить на произвол судьбы, – тотчас набив рот ветчиной, посетовал Мак-Феникс. – Прости, думал показать тебе окрестности, но, видно, не судьба.
– Да ладно, не переживай, – утешил я. – Еще успеешь. С кем ты трепался там, в библиотеке?
– Я не трепался! – надулся Курт. – Я говорил о погоде! Лорд Савишман из тех, кто приезжает загодя и устраивается с комфортом, вместе со всеми чествует именинника и смывается с бала сразу после банкета. За это я его ценю: родич приезжает пожрать и не скрывает этого. Видишь ли, Альберт будет нежиться в кровати часов до трех, Анна приводит себя в порядок, и это тоже надолго. Поэтому в радушного хозяина играю я.
Оперативный Гордон поставил перед ним дымящееся блюдо с сосисками и картошкой, Мак-Феникс смел свой завтрак, обжигаясь и вполголоса бранясь, проглотил чашку кофе и умчался, нежно чмокнув меня в щеку. Я ласково посмотрел ему вслед.
Любимый мой пингвин.
Я рад, что тебе нравится новая игра, она тебя отвлекает.
До ленча я слонялся без дела по замку; Гордон организовал мне экскурсию, и оказалось верхом цинизма слушать историю Марии Стюарт в той самой комнате, в которой еще ночью… От воспоминаний о ночных похождениях у меня встало так, что захотелось подрочить в камин, наплевав на экскурсовода. Но я сдержался и стоически дослушал обстоятельный рассказ до конца. Вырвавшись из-под опеки вдохновленного моим вниманием служителя под тем предлогом, что должен срочно разыскать милорда, я уже самостоятельно осмотрел восточную башню, неухоженную, неинтересную туристам и не нужную хозяевам, хотя лично мне в этой вековой пыли и паутине понравилось жутко; даже мелькнула мысль, когда все кончится, предложить Харли довести интерьер до совершенства, повесить пару ржавых цепей и пугать любознательных приезжих призраками замка Дейрин. Очень оптимистичная мысль, если подумать, из нее выходило, что Курт вернет себе замок мирным путем и мы останемся вместе.
Смешная такая мысль, точно моя любовь, о которой он теперь знал, могла хоть что-то изменить в его планах. Могла хоть что-то исправить…
Планировка замка поражала разнообразием. Опоясанный с одной стороны скалой, а с другой – массивной крепостной стеной с прекрасно сохранившимися зубцами и бойницами, он возвышался над плато четырьмя башнями, ориентированными по сторонам света, и напомнил мне двойной колодец, да простят мне мои скромные познания в средневековой архитектуре истинные знатоки и ценители. Во внутреннем дворе вовсю шли приготовления к торжеству: здесь разбивались шатры под буфеты, собиралась небольшая эстрада, развешивались гирлянды и флаги. Плодовые деревья и кусты обматывали светодиодными лентами, получалось изумительно красиво, сюда должны были спуститься гости, чтобы насладиться фейерверками. Та же суета продолжалась и в замке, где парадные покои, настоящие анфилады роскошных залов сменялись вдруг вполне современной планировкой с узкими коридорами и отдельными комнатами в жилой части здания. Как успел рассказать Курт, еще его дед решился на перестройку замковых помещений, к этому его подтолкнула война, когда в удаленный, хорошо укрепленный горный замок стали привозить целые семьи, бегущие из Глазго и Эдинбурга. По сути, из огромных торжественных комнат стали выкраивать отдельные квартирки, соединенные общим коридором, а потом, когда все невольные постояльцы покинули Дейрин, ничего уже не стали менять, сочтя такое деление более пригодным для жизни. При этом все аппартаменты оставались связанными друг с другом явными и тайными дверями, ходами, вращающимися шкафами и даже скрытыми лестницами, ведущими с этажа на этаж.