– Курт, ты бредишь, он влюблен в тебя до смерти, до безумия, как он без тебя? Это ты все решил за двоих, да, Стратег? Если так, у тебя нет ни сердца, ни совести!

– Да ладно, – насмешка на грани фола. – Ой ли, Веллиртон, неужели ради сердца и совести вы меня тут держали? Два года вы учили меня убивать и не заморачиваться понятиями морали!

– Ты же знаешь, что малым злом… Погоди. Джеймс… сам тебе сказал? Ты знаешь, где он?

Он берет пальто, шарф, оглядывает кабинет, вбирая в память все, до последнего штриха, все, как оставил Патерсон в свой последний рабочий день, рассчитывая вернуться сразу после поездки. Бумаги, компьютер, книги с закладками, какие-то схемы… Все, как всегда. Только Джеймс сюда не вернется.

Что ж, за отсутствием лучших вариантов, будем играть на этом. Как вы суетитесь, как стараетесь, ты и Дон, да, он нужен вам позарез, последний оставшийся козырь. Ради причуды Джеймса он бы задержался здесь еще на пару лет. Но сыра в мышеловке больше нет, и ты понимаешь это, Веллиртон.

– Курт, ты не ответил! Ты его нашел?

– Нашел. Детский ребус, друг мой Велли.

***

Дни в моей одиночной камере тянулись однообразно до тошноты. Одной из первых реальных эмоций, что возвращались ко мне поверх боли и скулежа, была скука. Я не знал, зачем Джереми Йорк снова запер меня в палате строгого содержания, полагал лишь, что во внешнем мире опять неспокойно, и меня активно ищут, и враги, и не совсем враги, друзей у меня не было, а о том, что теперь меня может искать Курт Мак-Феникс, я старался не думать. Не обольщаться и не пугать себя без нужды.

Я тосковал по нему, меня откровенно ломало. Я хотел его, я рвался снова в ту кошмарную зависимость, в тот ад и рай, слитые воедино, что дарили мне его объятья. Я его ненавидел.

Когда я вспоминал о том, как он поступил, как он смял меня и выбросил, будто салфетку, которой промокнул губы, боль захлестывала с головой, я задыхался и выл в своей одиночке; нет, Джереми был неправ, именно сейчас мне нельзя было оставаться одному, без дела, без смысла, я опять готов был руки на себя наложить, лишь бы не думать, не вспоминать о Мак-Фениксе. Сердце мое было мертво, обескровлено, разорвано в клочья, но каждый клочок, каждая клетка все еще билась любовью к этому чудовищу. Я хотел его увидеть, возможно, при встрече я пустил бы в него пулю, как когда-то попыталась Мериен, но сначала я хотел просто увидеть, подойти поближе, почувствовать тепло, запах. Я хотел спросить: за что? Я сыграл, как ты и хотел, по твоим правилам, на твоем поле, за что же ты разгневался на меня, Курт Мак-Феникс? Это так мило: обвинить меня в предательстве, которое сам же и спланировал! Сука!