– А не жаль их туда отправлять? Там же, руссы твои говорят, опасно очень.

– По сравнению с тем, – ответил Гэбриэл сухо, – что их ждало на Красной Скале, там рай просто. И здесь они в опасности. Даже младенцы этим сукам мешают, а девчонки…

– Ты прав. – Посерьезнел Гарет. – И запретами, и угрозами ничего не добьёшься. Есть такие отморозки конченные, что всё равно сунутся, и даже не побоятся в дерьме потом утонуть, только бы сейчас на пять минут получить желаемое. Как тот идиот из Овражков, помнишь? «Она сама этого хотела!». Придурок…

– Это вы верно всё говорите. – Фёдор, стоявший поблизости и любующийся девочками, кивнул. – Посмотреть ведь радостно, а есть и такие, кто из себя выходит. И смеются-то громко, и ведут себя неприлично, и полукровки, и грешницы… Какие ж они грешницы, невинные ещё, весёлые, как котята у печки.

– А я бы вот даже женился бы. – Вдруг заявил Матиас, так же не сводивший с девчонок глаз. – Вот ей-Богу… С одной стороны, конечно, нет, а с другой – как будто и да!

– Молчи, ты, кот мартовский! – Фыркнул Гарет. – И глазёнки-то от девчонок свои масляные отведи! Не то Младший тебя кастрирует тупым ножом, он за этих девчонок дракона лопатой в поле затюкает!

В Гранствилле лодья задержалась на полчаса. Гарет с Матиасом отправились домой, а Гэбриэл, Иво и Марчелло поплыли дальше. Марчелло обещал ему, что обо всём позаботится, но Гэбриэл хотел сам всё проконтролировать. Гарет звал его с собой, чтобы он смог поздороваться с отцом и Алисой, а лодья его подождёт, но Гэбриэл, зная себя, понимал, что одним «здравствуйте» не ограничится, и лучше уж скорее разделается со всеми своими делами в Ригстауне, а потом уж вернется домой. Десять спасенных душ, которые находилось под его опекой отныне, радовали его несказанно, и, глядя на них, Гэбриэл чувствовал гордость и удовлетворение пополам со жгучей тоской о том, чего всё равно уже не вернуть и не исправить. Как раз сейчас, – думал он, пока лодья неспешно скользила вдоль все повышающихся, делающихся всё круче, берегов, – они подплывали бы к Грачовнику, откуда их путь лежал бы в Найнпорт и дом Барр. И Сады Мечты поглотили бы их навеки. Никому там не было бы интересно, кто из них тихоня, кто умница, кто шкодница. Они были просто мясом, безымянным и безгласным. Для них всё было бы кончено, мечты, надежды… Ничего больше не было бы.

«Господи! – Подняв голову к небу, взмолился он. – Дай мне сил и времени, дай мне спасти всех, кого ещё можно спасти!!!».

Оглянувшись в сотый раз, Вепрь убедился, что за ним нет погони, и слегка расслабился. Конечно, лучше было бы удрать от Птиц с Совой поперек седла, но уж как вышло, так вышло. Пошли они к дьяволу, Птицы эти, с их дурацкими принципами! Вепрю, через три недели среди них, секса хотелось так, что аж дымилось все, но ни Зяблик, ни Конфетка им почему-то не соблазнились. Ладно, Зяблик – Вепрь видел и сам, что девушка не жалует никого из Птиц. Но Конфетка-то, сучка мелкая, ни одной ночи у себя не ночевала! Он специально следил… Терпел, делал вид, что все нормально, вежливым был таким, что самого тошнило, только что? – А ничего! Вообще ничего! И ладно, ладно, он терпел. Но когда его взяли в очередной набег за провиантом, Вепрь решил, что наконец-то оторвется, завалив первую попавшуюся симпатичную бабу на ферме, которую они явились грабить. И надо же, а, как Ворон взбеленился! А что Сова орала, тварь бешеная, так это отдельная история… Не-е-ет, хватит! В жопу эти их принципы, всю эту хрень, жил Вепрь прежде без них, и жил куда лучше! Да, в Междуречье полукровок не жалуют… Но если этот полукровка пообещает их главному, как его, Бекстрему, что ли, сдать убежище Птиц и всю их пернатую кодлу, разве не полагается такого полукровку хотя бы выслушать?.. А там, глядишь, удастся пристроиться у этого рыцаря на подхвате – что, ему не нужны молодчики, которые и оружием владеют, и грязной работой не брезгуют?.. И все вернется: безопасность, сытость, вседозволенность, все возможности и привилегии… Как Вепрь истосковался по сытой и привольной житухе у Драйвера! По походам в Найнпорт, на рынок и в местные лавки, по рейдам по окрестным деревням, где что захотел, то и взял, кого захотел, того и прирезал, какую захотел, такую и оттрахал! Долбанный Хлоринг, герцог Элодисский, явился и все порушил. Сломал Вепрю жизнь, сломал на хрен все, что Вепрь для себя создал… А Гор, падла, поселил в душе какие-то мысли дурацкие, о другой жизни, о других отношениях, совесть, честь, тоси-боси… Поигрался Вепрь в честь и совесть, хватит! Что он с этого поимел?! Опухшие, мать их, яйца?! А Хлорингам он отплатит в свой час. За пацанов, подохших на кольях, за убитых, за свои невзгоды – отдельно! Бекстремы эти, или как их там, говорят, враги Хлорингов, а как говаривал Драйвер? Враги моих врагов – мои друзья? Ну, как-то так.