Спустившись с пригорка к ручью, мелкому, каменистому, стремительному, Вепрь увидел, что вода в нем чистейшая, и спешился, чтобы напиться, умыться и набрать свежей воды. Жара такая стоит, что в бане, наверное, и то легче… Нагнувшись к воде, он глянул перед собой и насторожился: на плоском светлом камне отпечатался след грязного сапога. Еще мокрый… Замер, но оглянуться не успел. Конь громко всхрапнул, Вепрь вздрогнул – и, получив по голове (опять!!!), рухнул лицом в ледяную воду.

Очнулся от ледяной воды в лицо. Несколько секунд пытался проморгаться, чувствуя, что руки вновь крепко-накрепко связаны. Сильно хотелось тряхнуть головой, стряхивая лишнюю воду, но она, несчастная, опять болела так, что глазам было больно. Зато запахи Вепрь ощущал необыкновенно остро, так, словно каждый запах отдельно проникал в него и раздражал неимоверно: запахи матерого мужицкого пота, лошади, навоза, сена, перегара и свежей сивухи. «Я и забыл, как дайкины воняют-то…» – Шевельнулась в голове вялая мысль.

– Гля, шеволится! – Глумливо сказал кто-то. – Говорил же я, энти чельфяки живучие, заразы паскудные, их оглоблей не убьешь!

– Как думаешь, энто Птица, аль нет?

– А кто еще-то?.. туточки других нету.

– Я не Птица. – Прохрипел Вепрь. – Но знаю, где их искать… Отведите меня к господину вашему, я ему скажу…

– К господину, говоришь? – Говоривший присел перед ним, снизу заглянул в лицо. – Сдать, значицца, курятник свой решил и награду получить? А ежели, к примеру, ты нам все расскажешь? Мы-то награду поделим лучшее… А тебе она зачем, награда-то? Ты ж все равно подохнешь, чельфяк, господин наш с вашим братом, значицца, не цацкается. Господин наш, барон Смайли, вашего брата на части рвет… привязывает к четырем кобылам, и того… в разные, значицца, стороны, что быстрее оторвется, значицца: нога, аль рука… И все это, чельфяк, после того, как поиграется он с тобой… Знатно, знатно поиграется! Ну, так как? Ты нам все расскажешь, а мы тебя быстренько на ветле повесим, аккуратно так, любовно, ты и пяти минут не продергаешься! Спасибо нам потом скажешь, скажешь: «Спасибо вам, люди добрые, что избавили от мук аццких!».

– Иди в жопу. – Мрачно глянул на него Вепрь. Проморгавшись наконец, он увидел перед собой рожу – рожу, как рожу, не красивую, ни страшную, обычный мужик. Рябой только от давней-давней оспы, и зубов не хватает. Но перегаром несет… И не отвернешься.

– По-плохому, значицца, хочешь. – Вздохнул мужик. Вроде как бы даже с сожалением. – Что ж вы упрямые-то такие?..

– Слышь, – нервно сказал другой, помоложе, – он ведь и того… не скажеть ничего.