Кеорт положил патрон на пол, крепко взял рабочего и стащил у него со спины сварочный аппарат. Человек не сопротивлялся и был похож на живой манекен или на больного в состоянии кататонии. Когда Кеорт бросил сварочный аппарат вниз, на дно колодца, он лишь тупо проследил его полёт, и после секундной паузы начал спускаться по лесам вслед за ним.

Кеорт как можно быстрее взбежал вверх по освободившимся ступенькам. Когда он ступил на пол следующего яруса, колодец осветила очередная серия вспышек. Человек вернулся к работе с максимально возможной скоростью.

«Нам приказали», – голос Лестера потерялся в треске сварки. Кеорт помотал головой и двинулся вверх.

Он пробирался в темноте среди беспорядочно устроенных конструкций. Протискивался сквозь хаос проводов в резиновой оплётке, шлангов, плотными скоплениями висящих тут и там. Лестницы вели не туда, куда ему было нужно, и чтобы подняться на ярус выше, иногда приходилось перейти на другую сторону колодца, а иногда вообще спуститься вниз. При отсутствии нормального освещения Кеорт не мог продумать маршрут целиком. Пульсирующий звук, издаваемый машиной, начал ощутимо давить – сильнее, намного сильнее, чем в крепости. Шум машины и тяжёлый воздух путали мысли, угнетали способность думать. Кеорт начал ловить себя на том, что не всегда может вспомнить, как именно добрался до того яруса, на котором находится.

Усталость накатывала волнами. Он сел на пахнущий железом пол очередного яруса, чтобы передохнуть, и не смог подняться. Прислонился к перилам, откинулся назад, подставив лицо бьющейся темноте.

Мерно пульсировала поблизости чудовищная машина. Звук заполнял всё пространство, словно здесь действительно был колодец, но вместо воды в нём – ровный монотонный гул, бессодержательный и бессмысленный, высасывающий силы, как насекомое – свежую горячую кровь.

Этот звук будет всегда. Он будет, когда глаза Кеорта закроются, когда он провалится в сон, когда прекратится дыхание, когда остановится его сердце, уступив мощному биению сердца крепости. Когда высохнет мертвое тело, привалившееся к перилам в темноте. Когда от него останутся только кости, истлевшая одежда и заржавевшие железо имплантов.

Этот звук всегда был. В каждом приказе, устном и письменном, в каждом безукоризненно выполненном действии, в каждой пустой голове. В вялом уме каждого, кто спешил домой, чтобы выспаться, набраться сил и суметь пережить завтрашний день.

Кеорт опустил пиропатрон на пол, медленно обвёл колодец взглядом. В чернильной тьме тут и там горели тусклые огоньки. Прооперированные сотрудники. В хаосе синих вспышек Кеорт видел их – они словно муравьи облепили стены, сосредоточенно выполняя свои маленькие задачи.