Судьба поскупилась даже на малейшую передышку или миг торжества. На скругленные временем губы парапетов вскарабкалось еще больше гнусных тварей, похожих на кишащих вшей с человечьими лицами. Клинок Саубона метался и разил, кромсая ржавое железо, выпуская из по-девичьи бледных тел струи и целые потоки лиловой крови. «Келлхус! – вопил он. – Келлхус! Келлхус! Келлхус!» Но дышать становилось все тяжелее, в нижней части груди что-то жгло… нечто, что следовало бы выдернуть. Боль терзала левую руку, как будто ее чем-то сдавило. Он шатался. Неподалеку корчился на животе Мепиро, из спины его торчало короткое копье. Что-то, какое-то сотрясение отозвалось в костях – удар по голове. Земля, как ему показалось, вдруг встала вертикально, саданув Саубона по щеке.

Келлхус!

Несмотря на навалившуюся на его плечи гору, Саубон заставил себя подняться и встать на колени.

Он увидел стоящего на парапете Богуяра – алеющая кожей ожившая ярость: одна нога попирает искрошенный зубец, рот заливает кровь, в плече торчит вражье копье, пробившее кольчугу. Холька удерживал левую руку воздетой к небесам: голый шранк, насаженный челюстью на сломанный меч, содрогался над разверзшейся внизу бездной – фаллос существа торчал вверх даже перед смертью. Правой рукой Богуяр сжимал свою огромную секиру, сулящую бледным, толпящимся вокруг него тварям потоки крови и неисчислимые бедствия. Но тут откуда ни возьмись на спину холька с визгом прыгнул очередной шранк, полоснул его ржавым железом, и красноволосый воин, не удержавшись, рухнул вниз с парапета древней башни.

На его место с внешней стороны тут же взобрался еще один шранк, лицо его оставалось неподвижным, как фарфор, и прекрасным, словно у мраморной статуи, – до тех самых пор, пока исказившая черты ненависть не сокрушила эту красоту, превратив ее в нечто нечеловеческое.

Сильный удар опрокинул Саубона. Сползающий куда-то, словно слоящийся мир.

Ощущение чего-то, находящегося внутри него и текущего.

Келлхус…

Сквозь множество топчущихся ног и босых, искривленных ступней Саубон увидел лицо Мепиро, бледное до белизны, среди неистово мечущихся теней оно подергивалось от ритмичных толчков.

Нет.

Что-то случилось. Что-то…

Столь громкие звуки. Столь яркий свет…

Образы, достаточно живые и полные, чтобы обмануть восприятие…

Даглиаш исчез – вместе с дыханием Саубона, вместе с биением его сердца.

Странное отсутствие ощущений и чувств можно было сравнить разве что с падением. Пустота простиралась вокруг того вращающегося места, где он сейчас находился, или – поскольку он вдруг осознал, что неподвижен, – это она вращалась вокруг него.