Второй ночью они встали лагерем на скале, торчавшей на склоне растянувшегося на многие мили гребня, вдоль которого они шли бо́льшую часть дня. Было особенно трудно удерживать равновесие. Воздух, и так сильно разреженный, к сумеркам, казалось, еще более истончился, и тела их то наливались тяжестью, то будто бы пытались воспарить. Пустота с вожделением вглядывалась в них, заставляя пошатываться от головокружения. Пронзавшие морозный ветер солнечные лучи с геометрической точностью упирались в сгрудившиеся вокруг вершины, вспыхивая на заснеженных пиках золотом и багрянцем. Скрип сапог о камни и щебень терзал слух.
Поскольку до темноты еще оставалось более стражи, Мимара через Ахкеймиона потребовала, чтобы Выживший спустился чуть ниже, где на раскрошенных солнцем и ветром склонах они заметили небольшое стадо горных козлов. Для нее уже сделалось привычным требовать чего-либо от двух дуниан.
Выживший убил козла единственным камнем.
Вернувшись, он обнаружил, что мальчик засыпает старика вопросами, а женщина изумленно взирает на это. Выживший заметил, что ее обеспокоила та легкость, с которой мальчишка мог надевать и отбрасывать прочь маску ужаса, который якобы настиг его предыдущим днем. Оставшись с ним наедине, он напомнил, что не стоит столь явно раскрывать доступные ему инструменты.
Они сидели на выгнувшемся горбом хребте мира, наблюдая за пламенем, которое, шипя от капель жира, облизывало тушу. Старик и женщина чувствовали себя весьма неуютно, ибо видели некое безумие в том, что делили огонь и пищу с теми, кого недавно собирались убить. Их долгие поиски были чреваты многими лишениями и грозили смертью, но им еще предстояло осознать, как дорого они им обошлись, не говоря уже о том, чтобы суметь оценить значение своего нынешнего положения. Возможности и вероятности осаждали их. Выживший замечал, как они вздрагивали от посещавших их мыслей – опасений, предчувствий, кошмаров. Им не хватало проницательности, чтобы четко различать расходящиеся направления, в которых могут развиваться события, и чтобы составить схему, позволяющую предвидеть то, что должно случиться. Им недоставало дисциплины, чтобы противиться желанию хвататься за любые обрывки морока, что подсовывали им их вящие души. Выживший понял, что если у него будет достаточно времени, то он сможет принять за них все необходимые решения.
Какими же слабыми они были.
Но его изучение пока тоже было далеко от завершения. Он ничего не знал о подробностях, касающихся их жизней, за исключением самых основных, и тем более о мире, из которого они явились. Более того, Логос, что связывал воедино и сплетал их мысли, по-прежнему ускользал от него. Выживший пришел к выводу, что движения их душ определялись ассоциациями. Взаимосвязью подобий, а не отношением причин и следствий. До тех пор пока он не постиг их внутреннюю семантику, ту, что правила внешней – грамматику и лексику их душ, – он мог рассчитывать только на то, что сумеет направлять течение их мыслей лишь приблизительно.