Старик стонал и кричал во сне.

Женщина, лежавшая бок о бок с ним, зашевелилась, а потом вдруг вскочила, взбудораженная какой-то смутной тревогой. Она не попыталась разбудить его, лишь села рядом, склонив голову. На лице ее читалось изнеможение. Она явно уже давно привыкла к этим кратким ночным бдениям, когда мысли путаются, навьюченные грузом медлительности и забытья. Она положила ладонь на грудь волшебника – движение, порожденное неосторожной близостью. Ладошка ее, словно ухо, прижалась к его сердцу.

Старик успокоился и утих.

Огонь зашипел и канул в небытие. Объявшая их ночь взвыла ветром, оскалилась поднебесьем и разверзлась пустотой беспределья. А над ночью простерлись сверкающие россыпью звезд небеса…

В том внезапном взгляде, какой женщина бросила в сторону дуниан, не читалось ничего осмысленного. Она снова была слепа, и заметные в ее гримасах и позах признаки нерешительности и страха делали этот факт совершенно очевидным. Обычный человек – целиком и полностью.

Она закрыла глаза вместе с той частью, что наблюдает.

«Мир – одно», – вспомнила часть другую часть, ту, что произносила речи.

Мальчик?

Она отвернулась от изучающего взгляда и снова угнездилась рядом с волшебником. Часть наблюдала за тем, как ее взгляд вонзился в распахнувшуюся над ними бесконечность. Затем, по прошествии семнадцати ударов сердца, женщина с какой-то мрачной яростью натянула до подбородка одеяло и перекатилась на бок.

«И это тоже, – прошептала одна часть остальным, – уже случилось».

Ветер бушевал и гремел, незримыми потоками обрушиваясь на высокие пики.

Выживший перекатился на спину. «Она сказала, – прошептала часть голосом старика, – что ты собрал сто камней». Как она могла узнать об этом? Колдовство, поняла еще одна часть, колдовство было наименьшим среди множества просчетов дуниан. Он долго размышлял о Поющих и их разрушительной песне: ни один из прочих братьев не был готов рисковать столь же сильно, как он, в бесплодной попытке захватить одного из них для допроса. Заблудшая часть озарила молнией и прогремела громом в лабиринтах черноты. Почему? Почему рожденные в миру дуниане-основатели отказали своим детям в знаниях о чем-то настолько важном, как колдовство? Чем руководствовались они, обрекая свое потомство на тысячелетия невежества?

Быть может, некоторые пути показались им слишком короткими. Быть может, они опасались, что их потомки откажутся от тяжких трудов по сбору урожая Причин, предпочтя ему сладкие плоды колдовства, свисающие так низко.

Несмотря на всю свою глубину, колдовство ничего не решало и не меняло, но усложняло при этом метафизику Причинности. Но это… знание, что постигло его без остатка через глаза беременной женщины.