Меппа!

Последний кишаурим прорвался сквозь крутящийся хаос тенью, извергающей неистовый свет. Кипучие сполохи, слепящие даже сквозь омбу, поглотили все, что осталось от фигуры аспект-императора. Иссиня-бледное пламя разило как молот. Пылающий прилив словно пил воздух, лишая дыхания. От могучего, оглушающего удара под ногами пошли трещины, достигшие, казалось, самих костей земли…

А затем все исчезло… как исчез и сам Анасуримбор Келлхус.

Маловеби увидел последнего кишаурим: тот висел в иссушающем солнечном свете, все еще облаченный в белые шелковые одежды выздоравливающего, босоногий, а на лице его отражалась чудовищная скорбь. Луч солнца скользнул, сверкнув ярким отблеском, по серебряной полоске на его глазах. Черный аспид воззрился куда-то вниз, покачиваясь из стороны в сторону, словно палочка лозоходца.

– Фанаяа-а-ал! – вскричал Меппа. – Не-е-ет!

– И все же какая могучая сила, – услышал Маловеби низкий, шепчущий голос, – подвластна ему.

Колдун Извази в панике оглянулся и узрел ужасающий лик аспект-императора внутри его Чаши. Келлхус сбил его с ног. Суть происходящего сокрылась в тенях и пыли.

– Лживая тварь! – яростно взвыл где-то вверху Меппа. Блестящий изгиб аспида вытянулся в сторону Оберега: примарий осознал, что случилось. – Трусливый мерзавец!

И словно само солнце обрушилось на Чашу Муззи. Маловеби ничего не слышал, но сквозь черную ткань своей омбы видел, что Анасуримбор Келлхус стоит, склонив набок голову, и испытующе взирает – более с любопытством, нежели с тревогой – на защищающий его Оберег. Маловеби знал, что в это мгновение он мог бы выпустить амулет из рук – достаточно было просто разжать ладонь и позволить миниатюрной железной чаше выскользнуть – и это адское пламя омыло бы и унесло прочь их обоих…

Но он не сделал этого. Не смог.

Кроме того, аспект-императора здесь уже не было.

Чаша раскололась.

Кельмомас бежал, спасаясь от протянувшейся следом за ним нити материнского зова. Он несся сквозь руины и пропасти, останки своего дома, морщась от дымного смрада, который разносили по дворцу сквозняки, иногда превращающиеся в завывающий ветер.

«Что-то где-то горит», – подумал он.

Он обнаружил, что оказался в материнских покоях, не понимая, когда вдруг успел повернуть назад. Он чуял ее теплый, нутряной запах, исчезающе-тонкий аромат жасминовых духов, которыми веяло от нее, когда она появилась в его комнате. Еще не ступив на порог ее спальни, он уже знал, что там все разрушено землетрясением. Декоративная башенка, надстроенная сверху, разбив потолок, обрушилась на пол, проломив его и оставив на этом месте внушительных размеров яму. Из груды обломков внизу, словно ветка из воды, торчала чья-то слегка шевелящаяся рука. Огромные участки противоположной от входа стены осыпались вдоль нее, прихватив с собой сокрытые внутри простенка мраморные плиты тайного хода. Сперва он просто глазел в эту разверзшуюся пустоту, разинув рот и остолбенев от ужаса.