Ему послышалось, что Меппа кричит… где-то.
Или, быть может, это его собственный крик…
Метагностические Напевы вновь взошли жуткими побегами на лике сущего, и сверкающий водопад канул в небытие. Рев ветров Метагнозиса объял и поглотил грохочущие потоки Псухе. Маловеби устремился вперед, терзаясь от жуткой боли, пульсирующей в искалеченной руке. Странная решимость объяла и подхлестывала его с тех самых пор, как растворились остатки Чаши Муззи. Морщась и щурясь, он втиснулся в основание колдовского вихря. Декор и обстановка, как и обрывки самого фанайялова шатра, кружась, проносились над головой. Куски войлока, ковры и клочки тканей, описывая круги, яростно трепыхались, словно крылья летучих мышей, затмившие солнце. Он больше не чувствовал движения хор на внешней стороне воронки: воины пустыни, казалось, отступили, когда появился Меппа…
И когда они услышали весть о том, что Фанайял аб Каскамандри действительно мертв.
Черная вуаль обращала в тени все, бывшее плотью, и в плоть все, бывшее светом. Пригнувшись под яростным натиском бури, чародей Мбимаю с раскрытым ртом взирал на происходящее. Меппа все так же висел в небесах, извергая потоки испепеляющего света. Окутанный ослепительно сияющими Оберегами аспект-император стоял внизу – в двух шагах от белого как мел трупа падираджи. Геометрическая мозаика пересекающихся плоскостей пронзала каскады Воды не более чем в локте над ним, отражая и отводя вверх по дуге это всесокрушающее сияние.
– Тебе придется иметь со мной дело, демон! – неистовствовал с небес последний кишаурим. – Ибо я извергся из твоего треклятого колеса! Твоего горнила!
Маловеби сорвал омбу и взглянул на изливающуюся Воду незащищенным взором.
– Ибо я – изгнанный сын Шайме!
Его щеки, залитые слезами, струящимися из-под серебряного забрала, блестели отсветами закрученного спиралью сияющего потока. Обернувшийся вокруг его шеи аспид казался петлей, на которой кишаурим был повешен на небесах. Но в действительности там его удерживала лишь собственная мощь.
– Напев, лишивший жизни мою семью, ныне стал моим именем!
И по мере того как возрастала звучащая в его голосе исступленная ярость, набирало силу и неистовое сверкание Воды.
– И я поклялся, что когда-нибудь я гряну на тебя! Гряну, как потоп!
Блистающие Абстракции противостояли все выше и выше вздымающимся валам, способным, казалось, перехлестнуть и затопить даже горы.
– И низвергну такую Воду
Все сущее шипело, словно песок, сквозь который струятся приливные волны.
–
Меппа, чье бешенство уже достигло подлинного безумия, взвыл в каком-то остервенелом умоисступлении. Казалось, весь мир потемнел от ослепительного сверкания его страсти. Бьющие потоки света превратили его силуэт в подобие солнечной короны.