Она задержала свой взгляд на проеме, искрящемся серебристо-белым светом, и задумалась о ведущих к трону ступенях, столь священных, что людей убивали лишь за то, что они по ошибке пытались припасть к ним. Казалось, что хлопанье крыльев и буйство сражающегося с сетями воробья отдаются прямо в ее груди, скрежеща и царапая кости. Она остановилось на самой первой ступени величественного тронного возвышения, овеваемая ветрами Бытия.
И тогда святая императрица Трех Морей узрела его – силуэт, возникший на самом краю исчезнувшего простенка. Человека, будто бы пытающегося укрыться внутри от палящих лучей осеннего солнца. Она тотчас же узнала его, но упрямейшая часть ее души сперва решила уверовать в то, что это был Иссирал. Каждый сделанный им шаг, как и золотящиеся ореолы над его лицом и руками, и висящие возле его пояса головы демонов; как львиная грива его волос и борода или его мощная стать, калечили и гнали прочь от нее этот самообман и притворство…
– Чт-хо… кх… – закашлялась Эсменет от внезапно пронзившего ее ужаса. – Что ты здесь делаешь?
Ее муж, как всегда невозмутимый, взирал на нее.
– Пришел, чтобы спасти тебя, – молвил он, – и уберечь то, что еще могу.
– С-спасти меня?
– Фанайял мертв. Его стервятники разлетаются кто куда.
Перед ее глазами все потемнело, и она пала на колени – как и должно покорной жене.
– Эсме? – произнес Анасуримбор Келлхус, опустившись на колено, чтобы подхватить ее.
Он поддержал Эсменет, тут же излив малую плошку ее души в бездонную чашу своего постижения. Она наблюдала за тем, как на лицо его хлынула хмурая тень. Он отпустил ее руки, возвышаясь над ее испугом, словно башня.
– Что ты наделала?
Хватаясь за его шерстяные рейтузы, цепляясь пальцами за край его правого сапога, она вздрагивала от пощечин и ударов, которые так и не явились.
– Я… – начала она, чувствуя спазмы подступающей тошноты.
–
– Я… я…
– …