Он почему-то сжимал пистолет. Сквозь хор человеческих голосов прорывались невыносимо – визгливые, не людские, почти ультразвуковые вскрики. От режущего запаха подступал кашель. Туннель уходил вглубь далеко в чуть мигающем оранжевом свете.

Старец не белый – ошибка, опять ошибка… Он – здешний житель, в полутьме посветлел. «Не будет тебе переводчика, и не будет долгожданной упругости земли в конце падения… Не будет!» Он вырвался из оцепенения и шагнул вперед, вплотную к парапету, и увидал как раз на уровне взгляда бесконечную оранжевую волнистую полосу этих визжащих шаров, а около своих колен – неглубокий желоб, в котором покоились шары, на треть погруженные в оранжевый кисель, густой на вид. Вокруг глыбы кисель трепыхался мелкими, густыми волнами.

Из-за плеча выдвинулся Володя и проговорил тонким педантичным голосом:

– Увеличенная модификация существ-анализаторов, я полагаю?

Он придерживал очки двумя руками, лишь этот жест выдавал его волнение – будто не его тошнило вчера в лечебнице…

– Они, голубчики, – пробурчал Колька. – Существа…

Режущий формалиновый звук, розоватые мясистые тела в редких черных волосках, мерзкие ротики-щелки, жрущие оранжевый светящийся кисель, – сквозь пение слышался шелест. Чавкают, слившись боками. Белые муравьи, просвечивая оранжевым, суетятся на бугристых телах – облизывают…

– Логическое завершение, – бормотал Володя. – Живая магнитофонная станция. – Добросовестно добавил: – Я полагаю. Попробуем их сосчитать… и размеры этого… мм… вивария. Приблизительно…

– Ну, ты держись, в общем, – ответил Колька. – Вперед, разведчики, во имя науки… Воняет здесь тошно – кондиционирование!

Ахука смотрел на них, сочувственно выставив бороду. Старец вернулся и делал неловкие приглашающие движения. Колька сказал ему:

– Веди, веди, старый краб!

Шар, около которого они стояли, ответил внезапным визгом: «О-и-и!» Это было ужасно, в сущности. Неподвижная безглазая глыба что-то говорила по-своему, пошевеливая впадиной-воронкой на лицевой поверхности… Старец тут же подскочил и глухим басом, с оттенком подобострастия пропел что-то успокоительное. Воронка умолкла.

– Нарана, нарана! – экзальтированно повторил старец. Пошли, пробираясь по довольно узкому проходу за спинами людей. Они сидели на пятках, не оглядывались. Перекликались с этим, тихо, протяжно распевая гласные, а это визжало, отвечая. Некоторые сидели по двое, иногда мужчина с женщиной. У всех были сосредоточенные, усталые лица, а туннель все тянулся и тянулся, показывая впереди ряды голых выпрямленных спин с тенями между лопатками. А слева повторялся шар, без конца шар, шар, шар, побольше – поменьше. Воронки повыше – пониже. В нескольких местах за этим, сгибаясь под изгибом свода, ходили люди. По одному, наклонившись, осторожно переставляя ноги. Что-то искали там, сзади, невидимое…