– Встань, встань! – твердил голос Ахуки.

Он отвалился на руку и со счастливой улыбкой посмотрел на них: Ахука и Брахак. Их лица были неподвижны – серые каменные маски. «Ого, одуреешь от такого!» – весело подумал он и воскликнул:

– Хорошо ли я владею речью, друг Брахак и друг Ахука?

Они воткнулись в него глазами, – да что с ними? Он повернулся к Володе. Как будто ничего… Переминается и крепко потирает колени. Это из-за него, Кольки, волнения!

– Что беспокоит тебя, друг Ахука?

Краска стала возвращаться на лицо охотника, Брахак сделал успокоительный жест. Черт побери, что произошло? А где старец, Хранитель?

– Хранитель Великой Памяти ушел, – медленно, с тем же сверлящим взглядом, отвечал Брахак. – Как твое имя?

– Ко-ля, ты ведь знаешь, друг Брахак! – И – по-русски: – Володь, да посмотри на меня! Они же меня не узнают!

Сейчас же к нему присунулось лицо Бурмистрова – вплотную.

– Повернись… Фу-у… Ты – прежний, – выдохнул Володя.

Ахука засмеялся коротким, невеселым смехом.

– Нет, внешностью ты не переменился, пришелец… Вставай же, я тебе помогу. – Взял за плечи, поддержал. – Обошлось, во имя Равновесия…

Колька не спросил, что обошлось. Он охнул, нестерпимые мурашки бежали по ногам, кололи иглами. Закряхтел и Володька, растирая колени:

– Ох, сколько мы времени просидели, Николай?

Разминаясь, постанывая, он взглянул на часы. Шестнадцать пять?! Без минуты было десять – просидели шесть часов! Как миг единый…

– Идите за мной, поспешайте, – приказал Ахука.

Так быстро, как позволяли затекшие ноги, они пошли к выходу. Подгонять их не приходилось – они слишком давно не видели Рафаила, и ощутился гнет подземелья, пригибал голову. Душно, тяжко… Мимо ноющих, визжащих, шевелящихся оранжевых глыб, мимо неподвижных людей, скорее на волю… Мысли – прочь, всё прочь, дайте глотнуть воздуха! «Но что за чудище, это же гигант немыслимый, не зря они его боятся… Показалось им, что со мной беда. Рисковали, значит. Но игра стоила того, ай да Великая Память!»

Ахука взмахнул рукой: не отставайте. На них уже начали оглядываться сидящие. От Уха Памяти поднялся человек и загородил им дорогу. Длинный, ясноглазый, костлявые плечи подняты. «Привяза», – нетерпеливо подумал Колька.

– Ахука, – проговорил костлявый, – надо ждать беды.

– Пропусти, мы торопимся.