— Взорвалось? — звонко зашептала на соседней лавке бабушка, вертясь по сторонам, словно насаженная на гвоздик. — Точно взорвалось? Я всегда говорила!

Карина хотела попросить папу не обращать внимания и рассказывать дальше, у него же получалось гораздо лучше. Но папа не смотрел на нее и вряд ли бы услышал. Толстый дядька все орал, и это уже не было смешно, а от него расходились в все стороны, словно круги по воде, волны неясного ропота, расспросов, разрозненных приглушенных криков. Несколько раз прозвучало непонятное слово, что-то вроде «синтересом», только длиннее, и папа вздрогнул.

— Без паники, — между тем все громче и отчаяннее твердил человек в голубой форме. — Без паники! Ваши документы…

Карина смотрела вслед проверяющим, потому что это было самое интересное из всего, что происходило — после того, как папа бросил рассказывать сказку. И первая, наверное, на всем пароме заметила дядьку, который боялся больше всех. Дядька был худой, с большими глазами, в клеенчатом дождевике. Не отрывая взгляда от людей в форме, он сунул руку за пазуху, как будто бы там у него…

— Так и пойдем ко дну, — выговорил отчетливо кто-то (папа?… нет-нет, не папа, он не стал бы) совсем рядом. — По списку.

— Ваши документы, — в тот же самый момент сказали вдалеке испуганному дядьке.

И тот быстро-быстро вынул руку из-за пазухи.

Оглушительно завизжала какая-то тетя, ее вопль подхватили многочисленные голоса, толпа брызнула по палубе в разные стороны, паром качнулся так, что попадали и вещи, и люди, на борт заплеснула высокая волна, и потом еще, и залаяла мокрая Кудря, бросаясь вперед, всем навстречу — на него, на этого трусливого дядьку с чем-то черным в руке… А папа обхватил Карину обеими руками, сдавил, больно прищемив плечо, вжал ее голову к себе в грудь и так пригнулся, — и она уже больше ничего не видела, только слышала непрерывный всеобщий вопль и еще какой-то непонятный дробный стук…

— Я говорила! — радостно заорала, перекрикивая всех (наверное, потому что над самым ухом), бабушка с соседней лавки. — Преступник!!!

Но еще громче был голос толстого дядьки, он гудел, будто колокол, над остальными криками:

— Шабаш Сатаны!!!

— Без паники! — надрывался кто-то еще. — Без па…

И вдруг тихо и жалобно заскулила Кудря. Никто, кроме Карины, конечно же, и не услышал. И надо было узнать, что с ней, во что бы то ни стало — потому что всем остальным, всем до единого пассажирам сумасшедшего парома, было все равно.

Она вся напряглась — вот-вот, сейчас — и одновременно с очередным ударом волны в борт парома резко, с силой боднула папу в грудь.