Что-то тяжелое выскользнуло из-под руки и грохнулось вниз, подсекая ноги. Игорь повалился сверху, и песок брызнул во все стороны, окончательно вынося и распыляя остатки мозга.
…— Вот так, — сказал голос, похожий на голос Андрея. — Нет, не псих, просто надрался в аэропорту.
— Плюс кислородное голодание, — добавил другой голос, гулкий, утробный.
Игорь открыл глаза и увидел совсем близко круглые очки над белым рылом кислородной маски. Тьфу ты, кажется, Стас.
— Дыши, — прогудел он, вжимая что-то режущее Игорю в щеки.
Он вдохнул несколько раз, глубоко, натужно. Голова зверски болела, но все-таки это была нормальная человеческая голова. Пошевелил руками: пистолета в них не оказалось, и слава богу. Прямо перед глазами роились и мельтешили разнообразные циферблаты, шкалы, мониторчики, кнопочки, стрелки… так много, надо же. Он никогда раньше не был в кабине самолета.
В закутке возле смятой занавески судорожно рыдала стюардесса. Никто не обращал на нее внимания. Андрей вместе со второй стюардессой нависли над креслом пилота, глядя вперед и вниз, и Стас, привстав, смотрел туда тоже. Игорь подтянулся на локтях, но в спорадические просветы меж движущихся тел ничего не было видно.
— Нет, — сказал Стас своим новым гудящим голосом. — Не может быть, чтобы синтез-прогрессор. Даже если… не на такое расстояние. Это утка, деза. Не знаю, кому и зачем…
— Заткнись, студент, — бросил один из пилотов. — Какая, к чертям, разница.
— Вы будете катапультироваться? — деловито спросил Андрей.
Зависла тишина, похожая на пустоту в стеклянной голове — но теперь уже внешняя, реальная, настоящая. Громко всхлипнула стюардесса. Что-то неразборчиво затрещало и несколько раз пискнуло в динамике. Гулко шмыгнул носом Стас. А потом тотальное молчание упало на них всех, будто давление в сотни атмосфер, и стало совсем уж невыносимым.
И отозвался второй пилот:
— Сначала попробуем сесть.
— Куда мы попали? — спрашивает Игорь, и голос его дрожит, а может, это просто шевелится от дыхания черный чулок на лице. Андрей не может разобрать и поэтому злится. Нафига они нам вообще, чертовы Анькины чулки?!
Окружающий мир, и без того дождливо-серый, подернут дополнительной мерцающе-клетчатой дымкой, он уже было к ней привык, но теперь она снова проявляется перед глазами, не давая нормально смотреть и моргать. Андрей сдергивает чулок с лица — брезгливо, как паутину. Жмурится от неожиданно яркого света, бьющего по глазам. Вытирает слезы, осматривается.
Никакой набережной нет. Как нет и ничего похожего на море. Неестественно задранный горизонт загибается внутрь, мерцая и растворяясь по краям. Андрей запрокидывает голову, ловя лицом невидимые секущие капли. Дождь остался прежним — но только он один. Изменилось все.