Но она все откладывала и откладывала – отчасти потому, что писать надо за столом, а она предпочитала стоять, отчасти из-за того, что порядок изменений запечатлелся в ее сознании не совсем ясно и она не могла его внятно изложить. По утрам и вечерам до сумерек она стояла у окна с геологическим справочником в руках и вычитывала каменные слова. Глядясь в зеркало в ванной, пыталась определить, из каких пород состоит ее панцирь. Она почти не сомневалась: породы меняются каждую минуту. В справочниках она нашла описание пемзы: «Бледно-серое пористое стекло вулканического происхождения, часть пирокластического потока, образованная раскаленными частицами; линзовидные обособления пемзы получили название „фьямме“». Она представила, как ее легкие – пузырчатые, как пористый камень, – в самом деле обратятся в камень. На боках и ляжках обнаружились натеки горячей массы. Она перешла в спальню матери, где имелось единственное в доме зеркало, в котором она отражалась в полный рост.

Целый день она разглядывала себя в зеркале и в конце концов нашла кое-что новое: мерцающий ромбообразный лабрадорит дюймов шесть длиной, украдкой выросший почти что между ягодицами – там, куда не достигал ее взгляд.

На внутренней стороне предплечья теперь выступали одно над другим ребра пластов долерита. Спустя несколько недель терпеливых наблюдений ей удалось выловить взглядом пробившиеся сквозь жилу плавикового шпата пластинки розоватого барита, сросшиеся в фигуру, которую называют «роза пустыни», в одном букете с подобными цветами из того же плавикового шпата. Метаморфозы не подчинялись никаким законам физики и химии: вслед за черными ультрамафитическими минералами на том же месте появлялся призрачно прозрачный ирландский шпат, так что обе породы красовались бок о бок.

Время шло, а терпеливые стоические ожидания, что она вот-вот окончательно оцепенеет, все не сбывались. Камней прибавлялось, но у нее появилось желание двигаться, выйти на улицу. Стоя у окна, она все смотрела, какая там погода. Оказалось, на улицу ее тянет и в ясные дни, и в ненастные – в ненастные даже больше. Как-то в воскресный полдень, когда в затученном, сером, как гранит, небе угрюмо рокотал гром, а молния сверкала так неожиданно, что подкатывало под ложечку, желание прогуляться в ненастье сделалось неудержимым. Инес надела широкие брюки, блузку и мешковатый плащ с капюшоном. Она затолкала кряжистые ноги в меховые сапоги, натянула на бледно-глинистые руки с жилками азурмалахита варежки из овчины, спустилась по лестнице и вышла на улицу.