Меж тем в центре зала привычно горланил Корди Криг, зазывая тех, кто остался на финальное представление, но Бенедикт больше не хотел на это смотреть. Все, чего он теперь желал, так это надраться до потери сознания, похоронив под выпивкой остатки своих желаний и надежд.

Прихватив со стола бутылку, Бенедикт вышел в холодный осенний вечер. Казалось бы, пронизывающий ветер со стороны гавани должен был хоть немного прочистить его голову, однако стало только хуже. Все, что он упорно вливал в себя со вчерашнего вечера, обрушилось на его сознание боевым молотом, спутав мысли и превратив мир в карусель мелькающих образов. Бене не сопротивлялся. В конце концов, не этого ли он желал последние несколько минут? Ноги его зажили собственной жизнью. Спотыкаясь и заплетаясь, они понесли его в густую темноту пустынных улиц и переулков. Куда? Что ж, ему и самому было интересно узнать.

Сквозь хмельной туман до него то и дело доносились разрозненные крики, мелодичный звон бьющегося стекла, треск, ругань и Судья ведает, что еще. Будь он хотя бы вполовину не так пьян, уже давно забился бы в какую-нибудь нору. Никто в здравом уме не решился бы бродить по Денпорту в столь беспокойное время. Ночью. В модных цветастых тряпках.

Бенедикту было плевать. В глубине души он даже надеялся на встречу с какой-нибудь шайкой. Надеялся покончить со всем раз и навсегда. Слишком много сил потрачено впустую, слишком много времени прожито зря… От вороха сомнений голова, казалось, вот-вот лопнет, словно перезревшая тыква. Как же хотелось остановить все это! Требовалось всего-то несколько раз полоснуть себя по рукам, найти крепкую веревку и толстую ветку или, на худой конец, броситься в Тайпан.

– Прапл… проб… лема в том, что ты – греп… греб… аный трус. Н-ненавижу…

Да, все его проблемы крылись в нем самом. Вместо того чтобы решать их, он предпочел засунуть свой язык в задницу и проглотить все то дерьмо, которое вылили на него родственники, друзья и коллеги. Он мог послать их всех к такой-то матери, оставить проклятый дом и начать все сначала в каком-нибудь небольшом городке. Но нет, вместо этого он предпочел испуганно забиться в угол и похоронить себя в бессильной злобе. Это откровение настолько ярко предстало перед его глазами, что Бене невольно прикрыл их ладонью. Только спустя несколько секунд он понял, что вокруг действительно стало светло, а пронзительный визг – не плод его больного воображения.

Оторвав взгляд от танцующей дороги, Бенедикт увидел объятый огнем дом, недра которого напоминали внутренности раскаленного горна. Сквозь выбитые окна второго этажа вырывались ревущие языки пламени, жадно облизывая почерневшие ставни и козырек крыши. Перед парадным входом громоздились обломки шкафов, стульев и письменного стола, еще совсем недавно забитого ворохом документов. Над ними уже успел поработать безжалостный ветер, устлав землю шелестящим ковром из исписанных бумажек.