Леди… Сама того не осознавая, Тирта вскинула руки, словно бы бережно держа что-то невидимое на уровне сердца. За ширмой – теперь за стеной – стена, некогда обшитая резными деревянными панелями искусной работы, раскрашенными и позолоченными. Но стена не имела особого значения. Тирта не стала тянуть руки к ней. Вместо этого протянула ногу в изношенном сапоге и решительно поставила ее на мозаичный пол, покрытый странными угловатыми изображениями. И так она, повинуясь инстинкту, отыскала один из камешков мозаики, чуть выступающий над другими, и надавила на него со всей силой, какую могла сосредоточить на столь маленькой поверхности.
Она ощутила сопротивление и попыталась снова – необходимость спешить подгоняла ее. Одна попытка, две, три. Не может быть, чтобы она забралась так далеко и вход не открылся ей!
Стена пришла в движение. Раздался пронзительный скрежет несмазанного, почти заржавевшего металла по металлу, и проход появился. И оттуда хлынул свет – тусклый, голубой, но все же свет!
Тирта метнулась вперед. С открытием прохода сон развеялся. Однако вызванное видение сослужило свою службу. Это было то самое потайное помещение, и перед ней сейчас должно было предстать то, что хранилось здесь, – то, что ее род обязан был защищать, пока не освободится от неких очень древних уз.
За стеной обнаружилась маленькая комната; время наложило на нее свой отпечаток, но гнев людской ее не затронул. На стенах висели гобелены. Вместе с девушкой в комнату ворвалось дуновение воздуха, и гобелены зашевелились. С них посыпались клочки ткани, тонкие, подобные мертвым, засохшим осенним листьям. То, за чем она пришла, стояло там, где его оставили, – на узком каменном столе, выступающем из стены и вырубленном из одного с нею камня. Столешницу покрывали высеченные символы, некогда ярко раскрашенные, а теперь тусклые и пыльные. Это были слова Силы, столь древние, что никто из служивших хранящейся здесь тайне не мог понять их. Взглянув на них, Тирта осознала, что это были Имена, которые, если их произнести, могли бы уничтожить стены вокруг нее или, быть может, даже изменить ход времени, каким его знали люди.
Внутри концентрического круга этих Имен стояла шкатулка. Она была сделана из того же серебристого металла, что и меч сокольника, и это от нее исходил заполняющий комнату рассеянный свет. Тирта протянула руки и широко расставленными пальцами начертила в воздухе над ждущим сокровищем знаки, идущие из погребенных знаний, древних, как сама земля, на которой стоит Ястребиный Утес. Потом она взяла шкатулку, ощутила ее вес в своих ладонях, прижала к себе, как та леди в ее сне. И повернулась…