Лайла приоткрыла глаза.

Над ее головой шумели деревья, и если бы не жесткие, вибрирующие ступени и вид огромной бронзовой ладони, нависшей над ними, она могла бы представить, что лежит в парке на траве. Когда она в последний раз была в парке?

Она вспомнила пикник, притаившегося в корзине Голиафа, вопли Энрике и голос Тристана, уверявшего их, что тарантулы обожают сыр бри и потому Голиаф захотел попробовать кусочек. Она вспомнила, как все рассмеялись. Ей бы хотелось снова устроить пикник.

Лайла почувствовала, как кто-то перекинул ее через плечо. Гипнос, догадалась она. Гипнос тащил ее вверх по ступеням.

– Продолжай играть! – крикнул Энрике.

– Но тогда она умрет, – ответил Северин.

– Но если ты перестанешь, она не выживет, – огрызнулась Зофья.

Лайла закрыла глаза. Свет струился сквозь нее. Она чувствовала, как воспоминания поднимались, словно освобождаясь от нее, и с каждым мгновением часть ее души осыпалась, словно утес, постепенно сползающий в море.

Вот воспоминание о том, как мать привязывала к ее лодыжкам колокольчики гунгру, обучая танцу. Колокольчики пахли кровью и напоминали золото, и когда они зазвенели в ее сердце, Лайла услышала голос матери: Я научу тебя, как танцевать историю богов.

Что-то надавило на ее лицо. Мозолистый палец приподнимал ее веки. Она увидела перед собой перемазанное сажей лицо Энрике.

– Нельзя закрывать глаза! Мы почти на месте!

Лайла старалась. По крайней мере, ей так казалось. Она по-прежнему различала перед собой фигуру Северина, хромающую вверх по ступеням. Окровавленной рукой он сжимал лиру, губы застыли в мрачном и решительном изгибе.

Гипнос резко развернул ее, когда бронзовые кулаки обрушились на ступени, бронзовые пальцы слегка дернулись. Зофья и Энрике метнулись вперед, разбрасывая в разные стороны груды каменных обломков. Медальон Теската теперь напоминал крошечное солнце.

– Еще шаг, и мы перейдем на ту сторону, – воскликнула Зофья, поднимая ногу.

– Стойте! Надо убедиться, что это не ловушка, – закричал Северин.

Гипнос с трудом перевел дух, снова вскидывая Лайлу на плечо, и она не смогла увидеть, что происходит. Она успела лишь заметить тонкую полоску голубого света на сияющих ступенях, обещание иного мира. Ее сознание ускользало.

Перед глазами пронеслось новое воспоминание. Вот она впервые оказалась на кухне в Эдеме, смешивая ингредиенты для пирога, ее руки присыпаны мукой и сахаром. Вокруг разливается прекрасное безмолвие предметов без памяти: бледная яичная скорлупа, горсть белого сахара, кусочки ванили в стеклянном мерном стаканчике.