Как покорная собака, которую оставил хозяин.

В этот миг я ослепла и оглохла, и единственное, что было важно — не потерять его из виду. Хотя бы не потерять из виду.

Нарастающий гул в висках гремел камнепадом. Я не пыталась его заглушить. Как не пыталась сдержать имя, рвущееся из глотки.

— Джер!

К горлу подступил ком, меня душили слёзы, но я не плакала. Не позволяла себе плакать.

За любовь нужно бороться. Так говорится в жёлтых листовках по черстветь лирна. Сущая ерунда. Любовь не нуждается в борьбе. Она требует жертв. И, как нарочно, она потребует таких жертв, которые сгубят тебя. Например, твой гордости. Любовь не унизит и не разрушит тебя — для неё это слишком мелко. Она будет наблюдать, как ты унижаешь и разрушаешь себя сам.

Я унижала и разрушала себя, пробираясь через неожиданно сгустившуюся вокруг меня толпу к тому единственному, что снова отверг меня.

— Джер, вернись! — кричала я снова и снова.

В эту секунду я была готова принять даже его жалость — так низко я пала. Я так бесконечно радовалась его существованию, всему ему, даже безотносительно к себе, что отказывалась верить, что я сама ему совсем не важна.

Я рвалась к нему, толкалась, кусалась и рычала, как безумная. До тех пор, пока меня не обхватили чьи-то крепки руки и не подняли в воздух.

— Прочь! — потребовала я. — Не смейте ко мне прикасаться!

Заёрзала змейкой, пытаясь выскользнуть, освободиться, достать кинжалы, но теперь меня держали две пары сильных смуглых рук. От тесноты и количества людей вокруг стало нечем дышать. В глазах потемнело, но в нос ударил едкий запах масел и мужского пота.

— Отпустите меня, варвары! — хотела крикнуть, но только прохрипела едва слышно — голос сел.

Попыталась лягнуть ближайшего пяткой, но безуспешно. Окружение поплыло, смазалось в бесконечное, громыхающее и подвижное пятно. В ушах гремел шум толпы, лязг оружия, чей-то смех, плач ребёнка. И всё тот же гул крови: бум. Бум. Бум. Джер ушёл. Бум.

— Я должна догнать своего ментора! — сообщила я пленителям и засипела бесполезные угрозы: — Он убьёт вас. Убьёт вас всех! Немедленно поставьте меня!

И меня неожиданно поставили. На помост прямо перед хьёль-амиром. Тишина настала такая резкая, что застала врасплох. А вид, что открылся мне, удивил настолько, что в первые мгновения я остолбенела и онемела. Таххариец держал высоко над головой острую заколку, которую я вонзила ему в ногу. Я склонила голову на бок и открыла рот. Что это значит?

— Я выбрал тебя, Юна Горст, — любезно пояснил принц дикарей.

— А я тебя нет, — без промедления сплюнула я ему под ноги. — Катись к Толмунду!