— Я рос любопытным ребёнком, — неуверенно начал Каас. — Мне нравилось исследовать мир, бросать ему вызов. Как и всем детям, которые чувствуют родительскую защиту и уверены в том, что всё на свете им по плечу. На самом деле, я мало отличался от других. И это было здорово. Я говорил тебе, что это были лучшие времена моей жизни. Но, как и всех, меня не обошли подростковые импульсивные глупости, а изначальная склонность Омена только подогревала взрывной характер. Однажды, крепко поругавшись с отцом из-за ерунды, которая казалась мне важной, я ушёл из дома. Тоже обычная история: пожалуй, нет такого юнца, кто не хотел бы доказать свою самостоятельность. Бродил по лесу, преисполненный гнева и чувства собственной важности. Голод, холод и усталость быстро остудили меня. Мне некуда было идти, и тогда я впервые почувствовал острый укол покинутости. И, конечно же, решил вернуться. К сожалению, слишком поздно, потому что на тот момент я уже заблудился.

— Заблудился в лесу? — уточнила я, скидывая капюшон. Камень источал волны тепла, но мне не было жарко. Просто хотелось лучше видеть Кааса, уловить его эмоцию в рассказе.

— Заблудился в жизни, — он усмехнулся и откинул назад волосы, — но да, стоя посреди леса, тропы которого были мне незнакомы. Точнее, в этой глуши их просто не было. Стоило бы сразу заняться выживанием, но я не имел таких навыков. До этого момента обо мне заботились родители. Поэтому я сделал единственное, что может сделать напуганный юнец: побежал, громко призывая о помощи. Я знал, что меня искали, поэтому отчаянно пытался найтись. Увы, никто так и не услышал моих криков. Когда силы покинули меня, я стал просто бесцельно блуждать в холодной мгле, пугаясь деревьев и животных. Промерз с головы до ног, и даже утреннее солнце не согрело меня. Не знаю, сколько я бродил — день, два или три. Должен был умереть от истощения и холода, как и многие до меня. Я бился в ознобе и кашле, когда случайно набрёл на домик одинокой старухи, и почти рухнул у неё на пороге, моля о помощи. Старуха впустила меня, напоила отваром, разрешила отогреться. Но к тому моменту я был уже сильно болен и мне становилось всё хуже.

— Ты же выжил. Она была целительницей?

Мне не терпелось услышать продолжение, поэтому я вмешалась. Одинокие старухи с некоторых пор вызывали во мне отвращение. Я по собственному опыту знала, что в Квертинде невозможно встретить добрую волшебницу. И даже не удивилась, когда Каас подтвердил мои догадки.

— О нет, — рассмеялся он, — она была кровавым магом. И сделала единственное, что могла, для моего спасения: заставила провести кровавый ритуал, который полностью меня исцелил. Теперь я хорошо знаю, что кровавая магия не способна исцелять никого, кроме самого заклинателя. Это магия разрушения жизни, а не созидания.