Охрана на входе вытянулась в струнку при виде стязателя и даже не подумала спросить о цели прибытия. Карит шёл уверенно, неплохо ориентируясь в узких арочных коридорах. Потолок был низкий, и блондину приходилось кое-где пригибаться. Справа и слева встречались редкие двери и факелы, высвечивающие пористый подкопчённый камень. За одной из дверей нас встретил обритый наголо человек в холщовом рубище. Крупная голова росла почти из плеч такого же крупного тела. На могучей груди вместо тиаля болтались две округлые палки, соединённые цепью, перекинутой через шею здоровяка. Нет, пожалуй, через затылок.

— Господин Опатрин, — поклонился здоровяк. — Доброй ноченьки.

Голос у него был на удивление высокий, спокойный и даже нежный. За спиной громилы располагался ещё более узкий коридор с рядом глухих дверей. Тишина стояла редкостная, не нарушаемая ни стоном, ни случайным стуком.

— Принимай заключённую, темничий, — без приветствий распорядился стязатель. — До утра. И чтобы без происшествий. Она нужна Квертинду живая и целая.

— Помилуйте, господин, — здоровяк схватился за палки, и цепь на его затылке натянулась, впиваясь в кожу, — у меня никаких происшествий. Только покаяние и отдохновение заблудшей души.

— Посади в каземат, что потише, — Карит придержал дверь у выхода, явно не намереваясь задерживаться. — И с отхожим местом. С душой её делай, что вздумается, а тело сохрани в том же виде, в котором оно было доставлено. Никого к ней не пускать. Утром за ней приду. Уяснил?

— Всё наиподробнейше обставили, господин, — подтвердил свою понятливость лысый. — Да хранят вас семеро богов! Во имя Квертинда.

Темничий стукнул зажатыми в кулаках палками о грудь. Стязатель не откликнулся, только кивнул и исчез за дверью.

— Что же вы, барышня, такого натворили? — вкрадчиво спросил темничий, потряхивая связкой ключей.

— Ничего, — смело призналась я. — Я невиновна.

— Это дело понятное, — согласился здоровяк и подтолкнул меня в сторону узкого коридора. — К нам сюда ещё никто виновным не попадал, у нас не Зандагат. Только временное пристанище, для осознания.

— Осознания чего? — я снова порадовалась, что оружие всё ещё было при мне, поэтому охотно последовала в указанном направлении.

— Осознания себя, — почти пропел темничий, отмыкая одну из дверей. — Понимания и принятия своих поступков, мыслей и желаний через путь духовных актов. Прямо до ощущения полной ясности.

— А эта цепь у вас для духовных актов? — уж очень интересовало меня назначение чудного приспособления.

Дверь открылась, и на нас уставились четыре пары глаз, отражающих свет одинокого огарка на ветхой тумбочке посреди каземата. «Прямо соболята», — мелькнуло в голове. Временные узники молчали, оглядывая нас с ног до головы.