— Слушай, Осмельян, — пришла мне в голову идея, — а если бы ты Кирмоса лин де Блайта сейчас увидел, но не чёрного, а немного изменившегося с помощью магии преображения, смог бы его узнать? С зелёными глазами и тёмно-русыми волосами, например. Без кровавых мутаций.
— Я его милость никогда не забуду, в любом виде узнаю, — заверил меня узник. — Хорошо я его тогда запомнил. Да и как такого не запомнить?
Пожалуй, такого и вправду было трудно забыть. У Осмельяна были свои мотивы для мести консулу Блайту, ведь он сжёг его дом. И не только его, а целой деревни. Вместе с людьми… И это только один случай. Сколько ещё случайных жертв оставил будущий кровавый король в своих бесконечных войнах? Убил, лишил крова, выкинул на обочину жизни? Счёт шёл уже не на сотни — на тысячи.
— Надо нам с тобой выбираться отсюда, — я похлопала Осмельяна плечу. — Как ты из Зандагата сбежал?
— Так отпустили. По сроку положено было. Я ж не убил никого, — он похлопал глазами, потом задрал рукав почти до самого плеча и предъявил шрам на внутренней стороне предплечья в виде песочных часов. — Только клеймо Ордена Крона у меня теперь, сдуру поставил тогда, хотел на Господина Демиурга посмотреть. Думал, так преданность свою докажу. Его сейчас артефактом скрывают легко, но откуда у меня лирны на артефакты? Я с Астрайта как только прибыл на корабле, думал в местный приют Ордена податься, чтобы свободному Квертинду послужить. Они повсюду теперь есть. Даже дойти до него не успел — сцапали. Так и сижу здесь — доказательств у них никаких нету, кроме клейма моего, вот и не могут обратно в Зандагат. Время сейчас такое: с клеймом за решётку упекают, «для разбирательства», как они говорят. Разве же можно хорошего человека свободы лишать только за то, что его братья натворили? Я тебе так скажу: нынешний Квертинд не очень волнует, виновен человек или нет. Некоторые кандальники не имеют отношения к тому, в чём их обвиняют. Но я не жалуюсь, пусть разбираются. Тут всяко лучше, чем в Зандагате. И с охранителем Бремом поговорить можно: иной раз такие глубинные темы затрагиваем, ажно душа прямо в сады Девейны возносится.
— Ты на Господина Демиурга посмотрел? — я накинула капюшон, потому что становилось всё холоднее. — Он тебя не напугал? Ему всё-таки больше ста лет…
Девушка напротив стала синюшного цвета, и я запереживала.
— Какое там! — Осмельян махнул рукой. — Его мало кто видел. Тезария, может, одна только и видела. Он до таких, как я, не снисходит.
— Дай-ка, — я забрала ещё не остывшее питьё из рук собеседника и осторожно, чтобы не расплескать воду и не напугать девушку, перелезла на её половину. Она отпрянула, настороженно всматриваясь. Я поднесла кружку к её губам, и она часто задышала. Глаза её увлажнились. Мгновение она сидела недвижимо, а потом обхватила тёплую посуду красными от холода пальцами, прямо поверх моих, и жадно прильнула. Прикосновение её было ледяным, и я накинула ей на плечи мешковину, прогретую от моего тела.