– Щадить Сорокопуты никогда не умели! – развеселился вождь. – Знаем, знаем. Жаль… мы были бы верными соратниками уленвари, но Рогатый Царь не желал прислушиваться к нашим просьбам.

– Большой поход против человечества? Это бред сумасшедшего, Зуни. Мы пытались.

– Что вам помешало?

– Я… – Эгорхан задумался, вспоминая битву в долине Нан-Монгул, её странный конец и последствия. Что тогда случилось? Люди призвали своих богов на помощь, но это было преодолимо, а потом… – Мы не смогли.

– А вместе мы осилили бы.

Эгорхану было слишком больно, чтобы продолжать тратить силы, переубедить хобгоблинов невозможно.

– Великий каган разделяет наши мечты, Эгорхан. Скоро люди останутся лишь на фермах, потому что ограм нужно их мясо, а гоблинов не останется вообще. Дивный новый мир грядёт.

Вождь улыбнулся во всю жабью пасть, медленно поднялся.

– Ты действительно веришь в это, Зуни? Ваша затея обречена, вы все ляжете в землю и станете перегноем. Если поможешь мне освободится, то клянусь…

Предатель рассмеялся.

– Думаешь, я пришёл поскулить, Эгорхан? Думаешь, я испугался поражения и своей незавидной судьбы? Ошибаешься. Невиданное войско идёт на Аскариат, мы возьмём столицу и повалим царственный ясень, невзирая ни на какие шипы, ловушки, чары. Из Дикой земли постоянно тянутся подкрепления, десятки тысяч собакоголовых с большими обозами, и все они жаждут оказаться в первых рядах. Когда великий каган говорит с ними, собакоголовые сходят с ума от жажды крови и желания послужить ему. Их ведёт их царь, Эгорхан, их царь вместе с ними. А где твой Рогатый Царь? Он так и не показался из своего дворца. Эльфы гибнут тысячами, а его могучих чар всё не видно. Уленвари, несчастное вы брошенное племя.

Хобгоблин ушёл, а эльф остался с осознанием горькой правоты предателя. Если бы Рогатый Царь вступил в бой, если бы призвал свой великий Дар, сама реальность обратилась бы против врага. Но его не было.

– О Матерь Древ, – шептал Эгорхан, – если бы я только мог вырваться, если бы я только мог…

Но древнее божество не слышало его в этот тёмный час, как не слышало и многие разы прежде. Великий Сорокопут оставался подвешенным, его кровь капала на почерневшие доски, а палачи то и дело возвращались к делу. Когда они наконец устали, убрались к дальней стенке чтобы перевести дух и поесть, покрытый ранами, истощённый эльф протяжно застонал.

– Кто угодно… любая сила, которая слышит меня… любая сила, которая неравнодушна… помоги мне! Я заплачу цену, только помоги мне выбраться отсюда… заплачу… любую цену!

Когда псоглавы захватили его, лишили всего: оружия, доспехов, одежды. Лишь кольцо они не смогли забрать, потому что оно спряталось под кожу. Потом, когда палачи взялись за работу, эльф чувствовал, как артефакт медленно перемещается по его жилам, прячась от ножей. Возможно, он до сих пор не сошёл с ума от боли, лишь потому что оно забирало часть себе, как делало с гневом, тоской и ненавистью. В последнее время кольцо пригрелось на сердце Эгорхана, куда псоглавы ещё не добрались, оно затаилось и ждало, пока наконец не трепыхнулось.