— Замечательно, — кивнул Смоки, снова берясь за поиски. — Ты решишь, что я сумасшедший. Я тоже так думаю. Но, может, Харви Клауд сумасшедшим не был. Возможно. — Он потянул с полки толстую книгу, соседние при этом с грохотом упали на пол. — Вот и она, вот и она, вот и она. — Не оглядываясь на сестер, он направился к двери.

— Лампа, Смоки, — напомнила Элис.

— Ах да. Прости.

Смоки по рассеянности прихватил с собой лампу. Он поставил ее на столик и послал сестрам такую довольную улыбку, что они не могли не улыбнуться в ответ. Комнату он покинул почти бегом, неся под мышкой толстую книгу.

Другая страна

После ухода Смоки сестры сидели молча. Потом Софи спросила:

— Ему ты не скажешь?

— Нет, — мотнула головой Элис.

Она начала еще фразу — возможно, объяснение, — но замолкла, а Софи не решилась ничего вставить.

— Так или иначе, — вновь заговорила Элис, — я ведь уйду не совсем. Я не пропаду. То есть уйду, но все же останусь здесь. Навсегда.

Она в это верила; думала, глядя на темный потолок, высокие окна и окружавшие ее стены, что призыв, обращенный к ней и шедший из самого сердца вещей, рождался и здесь, и в любом другом месте; и ощущала она не утрату, просто иногда связывала свое ощущение, по ошибке, с утратой.

— Софи. — Голос Элис внезапно охрип. — Софи, ты должна о нем позаботиться. Береги его.

— Как, Элис?

— Не знаю. Но... ты должна. Я очень тебя прошу, Софи. Сделай это для меня.

— Конечно. Но ты ведь знаешь, я не очень умею заботиться и беречь.

— Это ненадолго, — сказала Элис.

В этом тоже она была уверена — или верила, или надеялась на то, что уверена; она принялась искать в своей душе эту уверенность, искать безмятежный восторг, благодарность, опьянение, какие испытала, когда начала понимать, к чему все идет; искать смесь испуга и ощущения собственного могущества — ведь она прожила всю жизнь как птенец в яйце, выросла и перестала в нем помещаться, начала пробивать себе путь наружу, а теперь готовится выйти в обширный, наполненный воздухом мир, о котором прежде не имела ни малейшего понятия, хотя хранила нетронутыми крылья, для него потребные. Элис не сомневалась, что всё ей известное вскоре узнают и близкие, узнают и вещи еще удивительней, и еще намного удивительней; вот только в самые темные предрассветные часы, в холодной старой комнате оживить в себе это чувство было трудно. Она подумала о Смоки. Ее охватил испуг; такой испуг, словно...

— Софи, — спросила она мягко, — как ты думаешь, это смерть?

Софи дремала, прислонившись к плечу Элис.

— А? — спросила она.