Кому приятно думать, что тобой распоряжается неведомая Сила? Ребенком я слушалась дядю и госпожу Мэт. Позже мне самой выпало отдавать приказы, распоряжаться судьбами беглецов из погибшего Итдейла. Сколько раз я сомневалась в своем выборе. И все-таки приходилось решать, и решать быстро, так что я поневоле выучилась доверять себе.

Муж мой никогда не говорил: «Делай так» или «Делай этак». Хотя по закону долин я была в его полной воле наравне с самой младшей служанкой его замка. А он держался со мной наравне, становился при нужде правой или левой рукой, но никогда не вмешивался в мои распоряжения, разве только для общего блага, да и тогда не приказывал, а советовал с таким видом, будто я сама понимаю, что так будет лучше.

Отчего я теперь усомнилась в свободе выбора? Не Пустыня ли с ее призрачными тенями навеяла такие мысли? И если я подчинилась чужому влиянию, то как давно это началось?

В далеком детстве, когда дядя выбрал для меня мужа – повенчал на топоре восьмилетнюю девочку с мальчиком, которого та ни разу не видела? Или пугающая меня сеть обстоятельств зародилась, когда незнакомец-муж прислал мне грифона? Или все началось с атаки пришельцев на Итдейл? Или… Что, если наши судьбы определяются уже в час рождения?

Есть ли в этих колдовских землях хоть кто-то, свободный в своем выборе, или я тогда верно сказала Элис, что мы, родившиеся здесь и перенявшие нечеловеческое наследие, все подчинены неведомой нам Силе?

Одну главную истину я знала наверняка: что мы с Керованом предназначены друг для друга, как Элис с Джервоном, чтобы каждый вложил в целое свои Дары и таланты. Пусть Керован не хочет или не может этого признать: меня это не освобождает. Что бы он ни говорил, что бы ни делал, я останусь собой.

Закрыв глаза, я вызвала в своем сознании воспоминание. Его лицо не поблекло в памяти за дни разлуки. Я видела его так же ясно, как в то утро в Норсдейле, когда он, отвергнув все, что я ему предлагала, ускакал прочь, и так же ясно, как видела его мысленным взором из пещеры-ловушки. Я и теперь попыталась до него дотянуться, но не вышло, как я ни напрягала волю.

Так, удерживая Керована в памяти, раз уж я не могла удержать его по-другому, я уплыла в сон, что есть силы цепляясь за эту единственную кроху утешения.

Мне было тепло – должно быть, уснула у костра. Заворочавшись, чтобы отодвинуться от огня, я открыла глаза бликам солнечного света – лучи падали прямо на меня, заставляя сбросить ставшую лишней кольчугу. Я села, выпутав травинки из волос, и из-под тяжелых еще век взглянула кругом.