Солнце стояло высоко, – верно, я проспала ночь и немалую часть утра. Птицы по-прежнему порхали в плюще, гомонили, звенели, чирикали. В остальном двор был пуст. Ни кошек, ни медведя.

У меня ныло все тело. Между ним и кольчугой остался только стеганый жилет, и мне сильно не хватало порванной в пещере рубахи. Все у меня чесалось, я была грязной, как последний бродяга. Хотелось отмыться дочиста, переодеться в чистое. Где-то сейчас седельные сумки, что я оставила в перекопанном тасами лагере?

Встав, я потянулась, выгоняя из себя сонливую лень. И, подбоченившись, стала озираться.

Руины давным-давно были только руинами – жилищем птиц и зверей. Сегодня, греясь в солнечном тепле, я уже не чувствовала себя непрошеной гостьей. Я заняла давно пустовавшую скорлупу.

– Эгей!

Сама не знаю, кого я окликала. Голос мой был негромок, но отозвавшееся эхо отбило у меня охоту кричать. Кошки… Я готова была поверить, что они мне приснились, хоть и знала, что это не так.

Я решила, прежде чем отправляться на поиски воды и пропитания, разведать местность и задумчиво осмотрела ближние башни. Если внутри сохранились перекрытия, можно будет взобраться повыше – сверху далеко видно. Пока не знаю, что меня окружает, рано строить планы.

И я прошла между сгнившими останками двери. Солнечный свет сразу как отрезало, кругом были сумерки. Окна, не прикрытые ни ставнями, ни натянутым пергаментом, все равно почти не пропускали света, а простенки между окнами (широкими во двор и бойницами с другой стороны) были из голого камня. Не сохранилось и обстановки, кроме пары длинных лавок, вырезанных в виде кота с удлиненной спинкой: с одной стороны вскинутая голова, с другой хвост трубой и четыре когтистые лапы вместо ножек.

На такую лавку, стоявшую у дальней стены, я и взобралась, чтобы выглянуть в узкую оконную прорезь. Ее тоже затянул плющ, и сквозь него мало что удалось разглядеть.

Запыленный пол этой нижней камеры был испещрен следами лап – кошачьих и других, наверняка медвежьих. И в воздухе стоял острый звериный запах, хотя вряд ли здесь было их главное логово: я не увидела ни лежки из сухих листьев, ни объедков добычи.

За аркой на этом нижнем этаже я, как и надеялась, обнаружила тянувшуюся вдоль стены лестницу. Другая ее сторона была без перил, и ступеньки совсем узкие, едва можно поставить ногу, и слишком низкие, как мне показалось. Но камень ступеней держался прочно, хотя я все равно пробовала каждую, прежде чем перенести на нее весь свой вес.

По лестнице я взобралась в другую камеру, такую же голую, как внизу. А потом и в третью, еще выше. Здесь бойниц было больше, а света еще меньше, и мне, чтобы выглянуть, пришлось раздвигать, сминать и срывать густой занавес плюща.