Солнце пробудило в узорчатом камне дорожного полотна серебряные блики. Знаки менялись (хотя следы лап и ног неизменно оставались во множестве). Я заметил, что все эти следы вели в одну сторону – вперед, и никогда обратно, словно все движение по этой дороге шло только к горам. Еще одна тайна в мою копилку.

Я пустил кобылу шагом. Меня не покидало чувство, что я здесь не один (вчера это чувство, возможно, разгоняли мои спутники) и едва ли остался незамеченным. Я поймал себя на том, что больше обращаю внимание на следы, чем на саму дорогу. На солнце следы не менялись, не было впечатления, что по ним ступают ноги невидимых существ.

Сосредоточившись на дорожных знаках, я как бы отстранил все тревоги и принимал действительность, как принимают сон. Отметив вдруг это состояние, я испугался. Не овладевают ли мной Древние чары?

Я нарочно вывел кобылу на обочину, заставил ее ступать по траве. Но она вдруг заартачилась, тряхнула головой, зло закусила удила – уперлась, не желая повиноваться. Что же это? Ей больше по нраву каменная мостовая? Или ее ведет кто-то другой, хотя поводья у меня в руках? Что, если напугавшие меня чары уже завладели ею?

Я и сам уже не удивлялся, когда, прикрывая глаза, ощущал (переставая видеть пустоту вокруг), что еду среди других, хотя спутники мои меня как будто не замечали. А если замечали, я ничего для них не значил – у них имелись свои важные и срочные дела.

И мне стало казаться, что надо спешить. Кобыла сама собой перешла с шага на рысь. Она высоко держала голову, помахивала хвостом: так горделиво, бывало, выступали лошади на параде. И вьючный пони догнал ее, держался голова в голову.

По ровной дороге мы, разумеется, стали продвигаться быстрее, но те темные высоты на западе приближались слишком медленно. Казалось, они отступают перед нами.

И руин, как те башни, мне больше не попадалось. Как будто эта часть Пустыни и раньше пустовала, пока ее не пересекли дорогой. Временами на ней встречались овальные площадки вроде той, где мы провели ночь. При каждой была ключевая вода, и добрая трава для коней так и манила путника на отдых. В полдень я остановился в таком месте, позволил кобыле с пони попастись, сам поел галет и запил их водой. А потом остался сидеть, ни о чем больше не думая: что будет, то будет.

Лорд Имгри, долины, Всадники-оборотни, даже Элис с Джервоном поблекли и затерялись в памяти. Я крутанул браслет на запястье и этим вызвал (поначалу смутное, но вскоре такое ясное, словно у меня открылся внутренний взор) видение Джойсан. Оно было таким ярким, что почудилось: она сама стоит где-то впереди, ждет меня, смотрит серьезно и вопрошающе – сколько раз я ловил такой ее взгляд в последние дни в Норсдейле.