– Керован, надо добыть кобыльего молока и полить им шкурку этой малышки. Выдави немного в свои ладони и вотри в шерстку жеребенка.

Он помешкал, словно гадая, что я задумала, но послушался, не задавая вопросов. Я отошла немного в сторону, так чтобы одним взглядом охватить кобылу, двух лежащих жеребят и мужа. Закатное солнце потускнело, уходя на покой, а небо на западе окрасилось в почти янтарный цвет моего амулета. Над головой висел бледный призрак дневной луны. Я закрыла глаза, обратила лицо к этой лунной тени и представила себе Гуннору, как ее всегда описывали, хотя никто не утверждал, что видел ее воочию, потому что она с незапамятных времен была воистину духом.

Женщина… налитое тело, но с тонкой талией. Темные глаза и волосы, накидка сочного янтарного цвета, драгоценный амулет, точь-в-точь как мой… Я наполнила сознание ее образом, удерживая его всем напряжением воли. И беззвучно, мысленно произнесла слова, переполнявшие сердце:

«Гуннора… Ты, опекающая женщин, наша опора в боли и страхе… Ты, питающая посеянное зерно, поднимающая колосья… прошу твоей помощи: пробуди и укрепи материнскую любовь в этой матери, не дай погибнуть беспомощному. Да будет всегда твоя воля…»

Отсчитывая время лишь ударами сердца, я удерживала перед собой ее образ, тянулась к нему… коснулась…

Тепло зародилось у меня в ложбинке между грудями, окутало тело. Ее темные глаза – это был уже не образ, созданный усилием мысли, – они были настоящие! И долгий миг они смотрели прямо в мои глаза.

А потом связь оборвалась, тепло, только что разгоравшееся жаром, снова стало мягким. Я заморгала, оглядываясь, снова чувствуя щиколотками покалывание жесткой травы, а щекой – ласковое дуновение ветерка.

Керован круглыми глазами уставился на мой амулет.

Я, опустив взгляд, увидела, что знак колоса еще светится, пульсирует в такт биению моей крови.

Он облизнул губы.

– Джойсан?

– Я здесь, – отозвалась я. Что он увидел в те короткие мгновения, если смотрит на меня такими глазами?

– Мне было почудилось… – Он тряхнул головой, растерянно взъерошил свои непокорные темные кудри – шлем его лежал поверх сброшенной кольчуги. – Мне почудилась на твоем месте другая. Всего на миг, и я глазам не поверил.

Черная кобыла тихонько фыркнула. Склонив голову, она сделала шаг и встала нос к носу с отвергнутой малышкой. Я затаила дыхание – и вот она уже вылизывает вторую дочь. Кобылка, широко расставляя подгибающиеся ножки, добралась до материнского бока и стала жадно сосать, помахивая похожим на ершик хвостиком.

– Спасибо тебе, – прошептала я, ощущая в себе то же нелепое стеснение в горле, с каким смотрела на Утию с Акаром. – Да будет всегда твоя воля.