В лунном сиянии я вышла на поле за становищем, где невдалеке виднелись силуэты коней и слышалось их приглушенное фырканье, хруст срываемой травы. На западном краю, отгороженные от животных колючим плетнем, вставали дикие злаки. Я бережно, не забыв поблагодарить как положено, сорвала горсть зеленых колосьев.

Вернувшись к себе, я пересыпала их в глиняную миску и добавила вина так, чтобы зерна купались в темной жидкости. Вдохнув в себя аромат винограда, я принялась безмолвно взывать к Гунноре о благословении и помощи и наконец подставила миску лунному лучу. Затем я села, скрестив ноги и закрыв глаза на все, что меня окружало, очистив мысли. Не все Мудрые наделены даром вопрошания – в нем, как и во всем прочем, одни сильнее, другие слабее. Сама я никогда еще не бралась за такое дело… Но сейчас что-то меня подталкивало, нашептывало, что я должна узнать, должна узнать… должна!

Когда разум очистился и успокоился, я склонилась вперед, распустила шнуровку сорочки, выпустив на свободу согревшийся у меня на груди амулет Гунноры. Не касаясь его пальцами, я через голову стянула шнурок амулета и уронила его в миску с вином и зерном. Когда красная жидкость снова застыла, я заглянула в нее.

В зыбких отблесках единственной желтой свечи мне ясно виделись и миска, и ее содержимое. Я устремила взгляд на поверхность жидкости, постаралась открыть разум любому зрелищу, любому посланию. Отражение огонька свечи… мои распахнутые глаза… ничего, кроме этих красноватых бликов… и золотых… и красных… золотисто-красных…

Я парила над собой, сверху глядя на узкоплечую молодую женщину с рассыпавшимся золотом волос. Ее (мое) склоненное лицо было, конечно, невидимо сверху, но мое обострившееся зрение воспринимало сейчас и скрытое от обычных глаз… Колеблющееся сияние еле заметно обнимало ее, зеленовато-голубое свечение усиливалось над головой, переходило в лиловый оттенок чуть ниже обозначившихся под рубахой лопаток… лиловый! Цвет чистейшей Силы, магии духа… немногие в этом мире способны ею овладеть. Лиловое сияние усиливалось, билось ровно и быстро, как бьется сердце. Я видела внутри лилового, в его сердце белый блеск, жидкое серебро чего-то… чего-то… чего-то бесконечно расширявшегося, заполнявшего вселенную и в то же время сжимавшегося в мельчайшую точку, неразличимую для человеческого глаза.

Невозможно долго глядеть на то, что есть, хотя его быть не может, – разум милосердно гаснет, закрываясь перед этим ужасом, благоговением, чудом…

Я очнулась на земляном полу палатки – миска с вином опрокинулась, липкие пятна уже впитались в землю. Хорошо, что не перепачкали Джонке плетеных циновок.