За время жизни с киога мне еще не приходилось прибегать к своему искусству Мудрой, кроме как для себя самой. Я не могла забыть темного, замкнутого лица Ниду и остерегалась выдавать себя – как бы шаманка не увидела в том вызов своему положению.

Однако на второй день после попытки гадания случилось так, что у меня не осталось выбора. Среди дня, сидя в своем шатре, я услышала голос Терлис:

– Джойсан! Джойсан! Выйди, прошу тебя! – Не успела я встать, как она ворвалась за полог. – Джойсан! – Терлис, всегда такая спокойная, отчаянно вцепилась в меня. – Ты ведь Мудрая… Янос заболел… пойдем!

– Иду… – Я поспешно собрала свой мешок, просмотрела, все ли снадобья на месте. – Что с ним, Терлис? Успокойся, постарайся вспомнить.

– Я… С утра у него болела голова, но в остальном все было в порядке. Днем он прилег, сказал, что устал. А сейчас я подошла его разбудить – а от него так и пышет жаром. И он не просыпается, только мечется и стонет.

– Жар… сильный жар… – Я заглянула в мешок и убедилась, что все, что надо, на месте. – Когда придем к тебе, вскипяти воды. Нужен будет отвар черной ивы с шафраном.

В полутемной палатке Терлис я осмотрела мальчика. От сильного жара кожа у него натянулась, глаза провалились. Я испугалась, что начнутся судорог, если тотчас не сбить жар.

– Скорей, Терлис, – велела я, стягивая с ребенка одежду. – Отнесем его к ручью. Захвати чистую одежду и ковш. Надо облить его холодной водой.

Киога оглядывались на нас, спешащих к ручью. Терлис несла сына, я – свои снадобья и исходящий горячим паром горшок. Джонка догнала нас:

– Что случилось, сера?

– Янос очень болен. – Я ускорила шаг, и Джонка тоже. – У него сильный жар.

– Где Ниду? – спросила Джонка.

Терлис ответила, не оборачиваясь:

– Я спрашивала, но никто не знает, где она. Ее с утра не видели.

На берегу я поспешно помогла Терлис уложить мальчика на циновку, велела ей смачивать тряпку и обтирать его тело.

– Когда кожа немножко привыкнет к холоду, будем поливать прямо из ковша.

Пока она мочила и отжимала тряпку, я поспешно намазалась целебным маслом и зажгла принесенные с собой три голубые свечи. Поглядывая на хлопочущих над Яносом женщин, я забормотала заговор от лихорадки:

– Гуннора, защитница невинных, благослови Яноса, исцели его от горячки. Помоги мне в моем деле во имя всех Светлых душ. Да будет всегда твоя воля!

Взяв неостывший горшок, я отмерила в него порошок черной ивы и несколько щепоток шафрана, добавив для надежности малость сандалового дерева. Хорошенько перемешав, я оставила горшок студиться, приказав себе успокоиться и расслабив напряженные мышцы. Надо набраться терпения, сдержать себя.