– Тогда уж лучше сразу сдавайся, – сказал я. Ничего не мог с собой поделать. Рамми ушла. От пустынной прохлады мои яйца липли к телу.
Тим облизал пальцы и искоса посмотрел на меня.
– Ты какой-то дерганый, – заметил он. – Ты что, нервничаешь?
– О нет. Нисколечко. Полагаю, что сторожевые башни и снайперские прицелы тут просто для украшения.
Тим нахмурился.
– Похоже, что нет, – сказал он после паузы. – И все же не стоит волноваться о том, что может случиться в дороге.
– В этом-то все и дело, Тим, – сказал я. А затем, едва он выплюнул кусочек расплавленного пластика, я добавил: – Забудь об этом. Я не знаю, почему вообще пытаюсь с тобой разговаривать. Большую часть времени ты несешь какую-то бессмыслицу.
– А, так значит, теперь ты пытаешься говорить со мной о смысле? Пытаешься вырвать из пугала соломинку? – Тим посмотрел на меня своими большими золотыми глазами. У меня было такое ощущение, будто он надо мной насмехается, будто за этим пустым взглядом тупицы кроется кто-то действительно умный. – Да ты же ищешь опоссума вверх тормашками, друг мой. И
– Видишь? Видишь? Какого еще нахер опоссума? Почему ты никогда не можешь говорить нормально? – Барнаби пускал слюни мне на бедро, бормоча сквозь сон. Я оттолкнул его, он проснулся и уставился на меня. – Или
Это стерло улыбку с лица Тима. И я внезапно почувствовал себя отвратительно.
Прежде, чем я успел извиниться, он подался вперед и так сжал мою рубашку в своем гигантском кулаке, что чуть было не свернул мне шею. Он прижал меня так близко к себе, что мы едва не столкнулись носами.
– Хочешь поговорить по душам? Что ж, ладно, Траки. Я поговорю с тобой по душам. – Тон его голоса изменился и стал таким, каким я его никогда не слышал. Он стал очень низким и в то же время более пронзительным, будто в одно мгновение Тим отбросил всю свою низинно-кайманцевскую протяжность. – Ты ходишь и ноешь, как ободранная белка, о том, какой в этом смысл, что все это значит, зачем мне это надо, почему я? Ну так вот же он, пацан. Смысл. Он прямо перед тобой.
Мы были в паре дюймов друг от друга. Его глаза были огромными, яркими, с прожилками вен и напоминали желтую луну, омываемую канцерогенными ветрами. Его дыхание обдало меня теплом с запахом имитации животного. Время остановилось. Там были лишь я и Тим. Капли пота, выступавшие на наших лбах, скатывались, отмечая проносившиеся секунды жизни.
– Хочешь, дам тебе совет? Что ж, я тридцать долбаных лет занимаюсь аферистским промыслом на этом самом континенте, видел каждый уголок и каждую карстовую воронку, каждую кучу мусора и пустошь, познал тысячу женщин из тех, к кому склонял голову в приветствии, в меня стреляли, меня резали, запирали, избивали, оставляли умирать. Но я еще жив. И вот что я тебе скажу: если это выглядит как Курица™ и пахнет как Курица™, то это и есть Курица™. Подтирай задницу спереди назад и никогда не пей воду в Мексике. Изредка напивайся, всегда будь готов поддержать своих товарищей в драке. Научись сидеть, смотреть и ничего не делать. Никогда не занимай денег у тех, кому не хочешь быть должен. Если когда-нибудь наткнешься на персик – настоящий, выросший на дереве, на солнце, на свежем воздухе, – съешь его. Если тебя когда-нибудь арестуют и бросят в тюрьму, не роняй мыло. Не смотри вниз. Смотри вверх. Вот тебе еще один совет: если хорошенькая девушка пригласит тебя на танец, ты скажешь ей «да». Мне насрать, что там вообще в мире творится, пусть даже кто-то сбрасывает атомную бомбу или пытается отрезать тебе яйца: у тебя найдется время, чтобы станцевать медляк с хорошенькой девушкой. И вот что самое главное… – однако он не успел закончить. В этот самый момент где-то вдалеке, в ночи, послышалась автоматная очередь, и Тим отпустил меня. Мы оба замерли, прислушиваясь. Что-то яркое промелькнуло над нашими головами – я решил было, что это ракета, однако оно двигалось бесшумно. А затем, одну, две, три секунды спустя, раздался грохот, земля в милях отсюда фонтаном взмыла ввысь, и нас аж затрясло в наших укрытиях, а головы накрыл крошечный оползень. В окоп хлынул поток грунтовых вод, который достал нам до щиколоток.