Взрыв оставил от коренной породы зубастые глыбы. Cердце бешено колотилось в груди, а я карабкался вверх по склону до тех пор, пока не уткнулся носом в песчаный вал. В последний момент я вспомнил, что надо снять с головы визор: если бойцы на другой стороне демилитаризованной зоны увидят хотя бы отблеск лунного света на моих линзах, они откроют стрельбу и превратят мою голову в распущенную Сыр-косичку™.

Я подождал, пока зеленое облако желчного вида не проплыло над луной, а затем осторожно поднял голову, чтобы прикинуть, какие у нас варианты. Вид был не слишком хорош: тысяча ярдов равнины, усыпанной однородным щебнем, а по другую сторону – десятифутовая бетонная стена и приземистые верхушки штатных сторожевых башен.

– Мы ни за что не доберемся туда. – Голос Барнаби, прозвучавший поблизости, едва не заставил меня повалиться на землю. Он без проблем взобрался вверх по склону.

– Пригнись. – Я рывком поставил Барнаби на колени, и он раздраженно заблеял. Он был прав, но с этим ничего нельзя было поделать.

Остаться здесь – на верную гибель, отправиться в путь – опять же на верную гибель[161].

– Говорю тебе, это самоубийство, – сказал Барнаби.

– Да, но такова жизнь, – огрызнулся я. – Одно сплошное харакири. Кроме того, мне казалось, что последней страницей твоих мемуаров будет благородная смерть.

Дыхание Барнаби веяло теплой затхлостью мусора. Прошло какое-то время, но он молчал.

– Зачем они на самом деле послали тебя сюда, Траки? – спросил он через минуту. – Что мы на самом деле здесь делаем?

Наверное, я просто вымотался – я успел покемарить всего четыре часа за последние часов тридцать; а может, просто понял, что мы влипли. Но я устал оттого, что мне лгали и я сам лгал: мир мог бы решить все свои энергетические проблемы, если бы мы просто нашли способ получать метан из всего этого дерьма.

– Ткани твоего мозга взяты у Рафиковой, – сказал я ему. После того как я так долго хранил секрет, эти слова вырвались у меня изо рта, словно кусок дерьма. – Она пожертвовала их, когда у нее впервые диагностировали болезнь Келлера. Но Коуэлл считал, что те же самые аутоиммунные нарушения могут сделать ее подходящим кандидатом для обмена мозгами. Он был прав.

Барнаби отвернулся. Луна сдернула с себя химический покров, и я увидел силуэт его длинного носа, освещенный луной; его влажные ноздри медленно пульсировали.

– Альберт Коуэлл – шпион Федеральной Корпорации, все эти годы он снабжал Совет директоров информацией. Рафикова использовала «Прыг-Скок», чтобы внедрить химический код прямо в мозг пользователей, так она могла преобразовывать, загружать и заменять их мысли через сервер. Коуэлл считает, что ему удастся извлечь код, который она использует для сетевой передачи данных, только в случае, если ему удастся восстановить участки ее центра памяти из образца.