Отец невозмутимо кивнул, словно и не ожидал услышать ничего иного, и переключился:

– Дамина не будет, так что можем перейти к ужину. Испортить друг другу настроение успеем и после. Попробуйте утку. Повар старался.

Джек буравил его взглядом еще несколько секунд, потом пожал плечами и потянулся к еде.

Слуг не было, и он – по примеру отца – положил себе еды сам:

– Спасибо.

– Положи и мне немного, – попросила Кейн, пододвигая к нему тарелку, и вежливо улыбнулась отцу, в надежде, что он поймет ее правильно.

– Вы обращаетесь друг к другу на ты? Обычно это не принято делать до свадьбы, – с деликатной улыбкой заметила мама.

– Мы делаем многое из того, что не принято до свадьбы, – спокойно ответила ей Кейн, а Джек вздрогнул так сильно, что уронил утиную ножку обратно.

Отец смотрел так, словно хотел воткнуть в него вилку.

Воцарившееся молчание было таким удушливо-плотным, что, наверное, его можно было резать ножом.

В конце концов, мама отмерла первой, прокашлялась и снова заставила себя улыбнуться:

– Анна всегда была откровеннее, чем это принято в приличном обществе.

– Я говорила о том, что мы живем в одном доме, – невозмутимо заметила Кейн.

Отец сжимал вилку так сильно, что костяшки пальцев побелели. Джек немного подался от стола назад.

– Разумеется, милая. Вам нравится утка, Джек?

Он пожал плечами, буркнул:

– Ну да. Вкусно. Хороший у вас повар.

Почему-то Кейн хотелось его обнять.

Она представляла себе этот ужин иначе. Ей казалось, что ужин – это просто предлог для приглашения. Кейн не ожидала, что увидит мать, не ожидала, что придется сидеть в малой столовой, поддерживать разговор ни о чем и бороться с собственными воспоминаниями.