С ума схожу, если его нет рядом. Мерзну. Смотрю на него — и делается на душе светло, и я греюсь. Маета скатывается с меня без следа.

Он — мой Май… Кроп! Мы едва знакомы. Хотя — я выбрала ему имя, мы гуляли в горах и возле моря, где мне было угодно… Кто же он мне?.. кто?

— Май!

Я хотела так много спросить! Как он справляется, насколько ему трудно жить в постоянном урагане событий? Каково это — быть последней надеждой каждого жителя степи? Бывают ли у него такие пасмурные дни, если да — как он спасается…

Собственно, спрашивать не имело смысла. «Бело-белое»… я поежилась, словно ледяной ветер спину выстудил. Ответ я знаю. Никто не спасает моего Мая. Нет для него равновесия.

Твердо помню: я провела руками по его плечам, будто стряхивала беды, и свои, и его. Был теплый ясный вечер, но рубаха Мая насквозь промокла. Я шагнула ближе, всмотрелась — глаза темные от усталости, больные.

Стало ясно: мой сказочный мейтар опять брел по ледяной пустыне, и опять отдал шубу, и все равно кто-то умер при нем… может, даже дети. Я обняла всемогущего ребенка, попыталась отогреть.

— Май, ты голодный? Замерз?

— Эли…

Называется, поговорили. Я вцепилась в его руку, огляделась. Хорошо помню: поодаль костер разгорался. Освобожденный из упряжи скакун обнял березу и вдумчиво пилил нарост высоко на стволе, пристроив морду боком… дерево качалось, листья сыпались. Только это никому не было интересно. Бережи замерли столбиками кто где… и пялились на Мая! Поняли, кто он? А, мне было не важно.

— Май! Пошли, найду сухую рубаху. Что ты за человек, всегда тебя надо спасать, и только я знаю об этом. А ну шагай, тебе надо выспаться. Не смей глядеть на юг! Запрещаю спасать всех и немедленно. Слышал? Строго запрещаю, я врач.

Он промолчал, но никуда не сгинул. Побрел за мной, и я не выпускала его руку. Усадила к огню, принялась шуметь и требовать. Дед Слав — он, оказывается, уже улегся отдыхать — выглянул из шатра. Громко, обращаясь ко всему лагерю, велел исполнять мои капризы. Я сразу получила рубаху, расческу, полный чайник отвара трав, мед в сотах, полотенце, одеяло… Не помню, что еще я требовала.

Меня колотило. Сколько бы ни касалась кожи Мая, диагноз один: клинически, безнадежно и необратимо, здоров. Только это ложь! Он смертельно устал. Он держался из последних сил. Доступный мне дар несовершенен. Если б не Май, я бы и не узнала столь важного.

— Ты что, один на всю их дурацкую степь? — вдруг с ужасом осознала я.

По спине побежала капля пота. Не может быть! Умею же я выдумать ужасы на ровном месте… Май кивнул и нагнулся, принюхался к отвару. Отобрал кружку, и правильно сделал: я могла бы еще час тупо вымешивать мед…