Горожанин говорил, держась за рассказ, как за последнюю нить, сберегающую его мужество, а равно и рассудок людей, сидящих у него за спиной. Смолк охрипший Калим, когда рядом с атаманом рухнул в гусиную траву Ганс. Огромный, всклокоченный после скачки, бурно дышащий.

— Рубач! Уфх, ну и ходкий твой Яран. Расскажи, что занесло встречным ветром в твою дурную башку? Меняем замысел? Пальцы тьмы тянутся каждый своей степью, широко разошлись. Сам знаешь, двинуть такую прорву народа — шайсе…

— Решение не дозрело. Я жду апу Бину, есть новый вопрос. Кроме неё, вряд ли кто ответит. Я много раз звал Алекса… ты не знаешь, о ком я, но апа Пётра знает. Жду и его. Вот обрывки тайн, Штейн: нет нового от Мая, нет рядом Кузи, в городе какая-то слизь. Я чую связь в перечисленных делах, они — обломки чего-то целого. Не понимаю, не могу нащупать какое оно — целое. Нечто изменилось в мире, Ганс. Хочешь, громко тебе скажу: мне страшно.

Сим посмотрел на друга и виновато развел руками.

— Ух ты! — вроде бы обрадовался Ганс. — Тогда мне не понравится решение, когда оно дозреет. Но знаешь, Рубач, мне пока все решения не по сердцу. Сперва я слышал, что надо закрыть ворота Самаха снаружи. Пустое дело. Ты сказал бы — простое. Ну и резать горожан, — Ганс глянул на Калима и виновато двинул горой плеч, — хуже фальштиля грязь.

— Чую, законники не вмешаются. И стая с нами, — Сим глянул на горожан и повторил виноватый жест друга, — надо найти и раздавить каждую хужаби. Но бой… Плохое решение. Много чужой крови.

— Думай дальше, шайсе, — поторопил Ганс. — Давай в челюсть врежу, чтобы мысль изнутри вытряхнуть, хоть одна застряла, а?

— Мысль… Не мысль, страх. А знаешь… — Сим кивнул, окончательно выбрал решение, которого не было мгновение назад. Выпрямился. — Искать укрытия! Это общий приказ. Всем ведьмам слушать степь. Это тоже общий приказ. Если я прав в том, что нащупал и пока не могу выговорить, то нам будет нелегко. Ганс, я что, схожу с ума, если предрекаю беду без причины?

Штейн, не отвечая, вскочил, дернул с пояса витой рог и поднес к губам. Рокочущий, вязкий звук пополз по-над степью, заставил вздрагивать даже крупные камышины. Повторился после короткой ватной тишины… Прозвучал в третий раз. Ганс кивнул и сел. Ближние — да все люди степи! — замерли и слушали эхо удаляющегося рокота. Они были словно каменные, пока на севере и на юге — в степи и у самых гор — не откликнулись такие же низкие, тревожные голоса.

— Рубач, хоть бы разок ты ошибся, — мрачно выдохнул Ганс. — Ошибись, а? Очень прошу. Порадуй мою простую душу.