– Понадобятся. – Колхат понимающе улыбнулся. – Я не доверяю колдуну, и на твоем месте тоже никому из них не верил бы.

– Но ты не на моем месте, – отрезал Дан.

Он заставил себя отойти от окна.

– Да. – Червенец продолжал скалиться, но глаза его сделались ледяными. – Идем, наследник. Настоящее оружие Мечислава хранится здесь.

Позади княжеского стула, за кованой оградой, находилось углубление. Длинный узкий ларец красного дерева, с которого Колхат откинул крышку и протянул Альдану. Внутри лежал обернутый алым бархатом меч.

– Его укрывали тут от колдунов, – с благоговением произнес червенец. – Мечислав убил им царя Полуночи. Говорят, первый жрец дал ему имя – Рухара. Это асканийское слово, которое значит «Обличитель».

Дан не смел протянуть руку, чуял, что с того момента, как возьмет меч в руки, вся его прежняя жизнь закончится.

Кто мог подумать еще вчера, что беглый и презираемый травник с отшиба Линдозера примет из рук врага и судьбу свою, и имя?

Но Рухара переливался. Манил. Длинное лезвие переходило в тяжелую рукоять с родовой вязью.

Колхат тоже впился взглядом в древний клинок.

– Он выкован из свирюлла и небесного железа, – прохрипел червенец.

Дан тоже признал в бороздке на острие знакомый слюдянистый блеск.

– Обличитель.

От голоса нового хозяина меч будто задрожал всеми слоями заключенных в нем нетерпения и силы. Рухара хотел служить. Звал его. Он, как и Альдан, был обескровлен вынужденным затворничеством.

И Альдан рвался к этому зову. Час битвы пробил.

Меч лег в руку. Тяжесть показалась привычной, равновесие – совершенным.

И бывший травник с городской окраины принял меч праотца и стал, наконец, тем, кем был от рождения – воином на защите людского Закона.

– Нам пора, Альдан Заревич, – с сожалением произнес Колхат, ему явно не хотелось уходить отсюда.

– Ты спрашивал, что я еще могу, – сказал Дан, все еще не сводя глаз с Рухары.

– И что же?