Альдан перевел взгляд на червенца.

– Я вижу скверну в других.

Колхат прищурился. Его лицо напомнило деревянную маску, которая треснула под рукой неумелого резчика.

– И я вижу ее в тебе.

Альдан наотмашь ударил Колхата рукоятью, и червенец рухнул на пол, отчего разлетелись в стороны кроваво-красные гранаты.

Все обретало смысл.

На сей раз – истинный.

Горожане сожгли мунну, и сердце Линдозера также обратилось в пепел, пожар распространился на крыши соседних теремов, и пока люди спасались бегством, центр выгорел полностью. От бо́льшей беды город уберегло расположение, потому что огню не удалось перебраться через дорогу до возвышенностей, на которых ютились другие дома.

Княж со своей дружиной и червенцами отправился в лес, наказав горожанам не покидать город, но часть линдозерцев решили искать защиты под сенью крепости. Те, кто остался, старались задобрить лес, и в ход шли обряды разного толка: пока одни читали Закон и жгли свечи, другие резали головы черным курицам и окропляли пороги своих жилищ кровью. Некоторые делали и то, и другое. Единогласия не было, и между соседями и родственниками вспыхивала вражда.

Все это Альдану поведала рыдающая Яния, едва он вышел из крепости. Девушка кинулась ему на грудь, точно раненая птица.

– Спрячься понадежней, – велел ей Альдан и побежал к червенцам во внутренний двор. Некому было урезонить толпу в городе, некому было держать Закон. Пока одни жрецы стерегли крепость, другие блуждали в оскверненном лесу.

Рухара, клинок без ножен, и он, наследник без признания, как есть неслись вниз. Не взять Ворону людей княжеских, не получить колдуну сил чудовых. Альдан чувствовал, как железо в руках питает его, словно добрая трапеза и крепкий сон, и к тому мигу, как он закончил спуск по лестнице, силы его удвоились.

Альдан чувствовал, как вера выжигала скверну из крепости, и тягучий морок отступал от его стен и людей. Но небо хмурилось над родовым гнездом, сбивались в тучи тяжелые облака. Ядом пропахла обстановка в жреческой стоянке, там ветер вздымал занавеси шатров, гасил стоны раненых, а те жрецы, что охраняли двор, молчаливо несли свою службу.

Лес был тих, ни одна неупокоенная душа не витала на поляне рядом с недостроенной башней или в ставке червенцев, разбитой за ней. В этом могло бы быть что-то успокаивающее, если бы Альдан точно не знал, какие беды пророчит такая тишь. Если лес молчал, значит, в его чаще набирало силу зло. В каком месте ему суждено прорваться, можно было даже не гадать: раз Драургу нужно разрушить Печать, он вынудит червенцев искать колдунов, нашепчет другим колдунам искать Лесёну, обратит людей в чудовищ, лишь бы достать свое. Не даст сбежать колдунье, способной разбить древние чары.