Не потому ли староярский владыка так легко согласился на этот брак, что пожелал видеть Хортима своим послушным орудием? Что с него взять? Неопытный правитель, зависящий от его золота и благоволения.
Хьялма вздернул уголок губ и произнес почти беззвучно:
– Как жаль, что его ждет такое разочарование, не так ли?
По телу разлилось тепло. Хьялма в него верил. Пожалуй, больше, чем верил в себя сам Хортим – после войны он встанет на ноги и не превратится в куклу в руках опытного интригана.
Хортим расправил плечи, не удержав улыбки. С несколько мгновений он лишь просто разглядывал солнце, выползающее на небо, и треугольники знамен, пляшущих над палатками. Затем вновь повернулся к Хьялме – тот прочищал горло, надеясь унять новый приступ кашля, и продолжал высекать скрежет точильным камнем.
Дождавшись, когда Хьялма оправится, Хортим спросил:
– Ты ведь тоже женился по расчету?
Хьялма кивнул и поморщился.
– Да, и с этим связана нехорошая история. Я взял за себя девушку с богатым приданым – она была невестой моего брата, прослывшего погибшим. Но Ярхо оказался жив, и вернулся он как раз ко дню нашей свадьбы. Получилось… некрасиво.
Хортим поразился.
– Ты женился на возлюбленной Ярхо?
– На невесте, – повторил Хьялма холодно. – Они были едва знакомы. Из-за чего мы с братьями никогда не ссорились, так это из-за женщин – и на том спасибо. Тем не менее случившееся Ярхо уязвило. И я могу его понять.
– Твоя княгиня…
– Юранка. – Костяшкой указательного пальца провел по седому усу. – Ее звали Юранкой, и она была чудесной женой. Тебе настолько любопытно мое прошлое, Хортим Горбович?
Разумеется, ему было любопытно. Все, что касалось Хьялмы, казалось овеянным тайной и ледяным мороком – с зимы Хортим вызнавал про битвы и бунты, врагов и соратников. Семья осталась напоследок как то, что волновало Хортима меньше прочего, – но теперь он оказался помолвлен, так отчего бы не расспросить?
– Наш брак оказался удачен, – сказал Хьялма. – Поверь, это не моя заслуга. Моим близким приходилось со мной… непросто. Юранка была удивительной женщиной и матерью моего сына – я спрошу с Сармата за ее гибель. – Он посмотрелся в лезвие, покрутил его: блестящее, отражающее солнечные лучи. – А за сына я поквитаюсь с ним вдвойне.
– Как его звали? Легенды не сохранили его имя.
– Вигге. В честь моего отца.