– Это было эпично. – Менг гуляючи вошел в гостиную с широченною улыбкой на лице; в его окровавленной правой руке глубоко засели три его собственных кинжала. – Эта муха – дока каких мало.

Экер частенько подозревал, что мелкий жирный ублюдок страдает от Синдрома Мюнххаузена от средней до Миддлтоновой степени.

– Ты знаешь, как Хоррора по имени зовут? – спросил он.

– А у медведей шерсть есть? А хвостик у кошки? Обрезан ли еврей? Черен ли негритос? Синя ли синица? Был ли беспорядок в комнате Шэрон Тейт?

– Харэ, Кьеркегор.

– Его звать Хорэс, как в хорошем хоре.

– Ну да, стало быть, тебя не удивит, что я отыскал старого психа.

– Что! Ну-ка еще разок да помедленней. – Получеловек весь обратился в слух. – Постой-ка секундочку. – Он вздел отягощенное тушью веко. – Ты опять подсел на «Морковный чай Липтона»?

– На, пришибленный мандавон! – Экер развернул газету и сунул ее под нос Менгу. – Скажи-ка мне, что это, блядь, Тарзан. – И он ткнул триумфальным перстом в меленькую фотографию.

Менг сощурился на море снимков, покрывавших весь разворот.

– Который, блядь? – Он недоумевал. – Тут же штук двести рях.

– Приходилось ли когда человеку нести такой крест! – Экер медленно ткнул в одну фотографию. – ВОТ… БЛЯДЬ… ЭТОТ. – Дешевая компьютерная печать прибавила изображенью полутонов, а от эффекта деформации пялившееся в объектив лицо, казалось, таяло.

Нос Менга коснулся бумаги.

Он с криком отскочил.

– Ебаные горностаи, это ж Менгеле!

Менг был вне себя от возбужденья.

– Именно так он и выглядел в первый раз, когда я его увидел, – вышел из мороси, будто ему в жопу оглоблю вставили, как сам мистер Мертвый… Я это лицо никогда не забуду.

– Иисусов сифилис! – Экер не мог поверить своим ушам. Миф о счастье, притча о смертоубийстве, танец волшебных палочек. Господь благословил Менга даром всякий раз понимать все с точностью до наоборот.