И почти так же быстро, как я выцеживал млеко из каждой перси ея, чувствовал я, как близнец ее наполняется. Но упорное предприятье всегда бывает вознаграждено. Вскоре Джессино млеко стало гуще и выплескивалося изменчивыми струями.
Вскорости от трудов моих Джесси впала в бесплодье, и я убедился, что сливок в ней боле не осталось.
Уста ее, как у солнечника, раздвинулись от уха до уха.
– Благодарю тебя, Хорэс, – произнесла она, как сие за нею водится, неотразимо; голосом сладким, порожденным давать жизнь теме мадригала и сонета. – Я в столь возвышенном состояньи ожиданья, с томленьем во главе своей и сердце; а все прочье во мне жужжает. О Любовь моя, ты мне так нужен.
Она меня тронула.
– Ничто, кроме сласти, из тебя не исторглося.
Я осушил ея млеко с дланей своих. Ныне «Любовный Прах» парил в утреннем воздухе.
– Не будь любовь наша таким предметом веселости и красоты, сомненье б поселилось в моем сердце, – рекла она, дрожа в моей горячке, удовлетворенье ея все созремши. Ея слова звучали еротично и мистично. Я тихо стоял, мой мужик задубел, яко отлакированный угорь. – Но мы любили друг друга совершенно и по-всякому – либо же ты б не мог делать, говорить и любить, как оно у тебя было, да и я б не могла. Я жила, ожидаючи тебя и в тебе, как, по твоим словам, и ты во мне.
Когда размышляю я об утонченной нежности женского сердца, с присущей ему склонностью упиваться сею аппетитнейшею из всех страстей при всяком подвернувшемся случае, едва ль не отчаянье охватывает меня от неспособности примирить мою любовь с моею возлюбленной.
– Миленькая, ты любовь истинная. Сего я ни разу прежде не отмечал. – Так человек благородный расквартирует свой скептицизм; всегда отыщутся новые способы не утратить твердости.
Святыня патриота зачастую оказывалась штандартом свободы.
– Он жил жизнью – он умер смертью – но он не спит в усыпальнице фашистского патриота.
Я возьму Время за чуб.
Действенна ль Магья?
Шопенхауэр определял один елемент в оккультной литературе: «свирепое и неумеренное возбужденье самой Души». Посредством сего елемента преодолевается рациональная мысль, и рассудок становится способен действовать согласно свои инстинктам.
Он цитирует Ванини: «Живое воображенье, коему послушны кровь и дух, может действительно воздействовать на то, что измышляется умом не токмо внутри, но и снаружи».
И так Шопенхауэр цитирует из первой книги Агриппы Неттесхаймского «