Побывал на самом крае жизни, вот каков я – и выжил, дабы о сем рассказать.
Еще одно маленькое дитя, девочка, самая крошечная изо всех, виденных мною в тот день, и по-прежнему живая и немощная, лежала, опираючись спинкою о флагшток.
– Диэдри Печалей, Бернис Личика Сердечиком и Прыгучих Каштанных Кудреек. – Уста мои причмокнули, я потянулся к ней и пробежал перисто-костлявыми перстами по власам ея. – Маленькая Святая Тереза Роз. – Мягок тон мой был, выписанный, как говорится, Беспристрастною Рукою.
Дитя рыдало ведрами.
Ошкуренные розовые свиньи, столь трупно-мертвые, с крупными апельсинами, воткнутыми в раззявленные их пасти, не могли б вознестись до скорби ея.
Поблизости целеустремленной жизнию пыхтел темно-зеленый битумный котел. С одного конца у него имелась высокая дымоходная труба, с другого – топка, и все вместе оно напоминало «Пыхтящего Билли», токмо упрощенного и лишен ного всяческих его кривошипов и приводных рычагов.
– Ты откуль?
– Бэттерси-на-Хамбере, – отвечала она. – Я недалеко ушла. Я живу здесь теперь.
– Так оно и есть.
– Вот до кости мое начало.
Она протянула руку для моего осмотра. На сей анорексичной палочке кости виднелся сглаз голоданья. Явно ее обуяли Мертвые.
Падучий дождь чорной окалины из бойлера и перемежающийся блев чорноватого дыма и дымчатого красного пламени из горизонтальных реторт превратил нас на вид, могу вообразить, в фигур из сновиденья. Глаза мои вернулись к пыхтящему устройству обок нас, после чего пошарили в тенях, где размещались протчие машины. Сараи казались крупней, границы их не так четко очерчены. Похоже, следуя внутренней поверхности огромной стены «ГРАЧЕВНИКА», бежала желез ная дорога, и я наблюдал, как деловитые паровозы с седлообразным баком тянули угольные вагонетки, нагруженные нагими взрослыми телами. Я поднял голову, весь до конца отдавшися вони угля и газов, липнувшей к тем несчастным жизниям. Вековечное в сем месте: осадки сажи и запах кислот каменноугольной смолы,
Было ощущенье, когда сидел я за столиком, пия пиво «Шлицмилуоки» в «Функ-Эке» на Кастаньен-аллее, будто возможно все. Когда Моузли стоял бы за Англью без бедности и бюрократьи, за отмену классовой системы и право всех мужчин и женщин высказывать все, что у них на уме, без страха перед подавленьем. Но Закон о расовых взаимоотношеньях покончил со свободою речи в Англьи. Всякое меньшинство в сей земле давило любое обсужденье равенства – большинство существовало под игом меньшинства. Ныне сею землею правят Сыновья-Ублюдки Истины – и ходят привольно по ней же.