Светлый фон

Именно этим и пользуется Фокс. До него дошло, что два временно обезвреженных противника — это редкостная удача и в следующий раз такой возможности может уже и не быть. Он принимает удар Генриха на плечо и с разворота, и именно в секунду “передачи” со всей силы хлещет по его ногам хвостом. Генрих летит на землю, уже ускользающим слухом улавливая глухой топот.

Когда он приходит в себя — Фокса уже и след простыл.

Рядом с Генрихом поднимается с ног Пейтон, его приложило ничуть не слабее, чем самого демона.

Жаль…

Может быть, он смог бы задержать этого ублюдка…

Генрих жадно вбирает носом воздух, но жгучий, отшибающий нюх, тяжелый запах дьявольской скверны не дает ему даже шанса “встать на след”.

— Дьявол, — кулак исчадия ада со всей силы ударяет об землю. Кажется — он задевает какой-то камень, но мелкая боль его не заботит.

Сбежал.

Выродок, что украл у Генриха Хартмана его Агату, смог уйти.

О Небеса, когда уже вы начнете наливать справедливости как положено?

— Хартман, — за плечом хрипло покашливает Пейтон.

Генриху отшибло нюх, но он все равно ощущает, как медленно начинает Пейтон собирать с краев кладбища всякий металлический хлам.

Нет, это не для боя — сейчас Пейтону точно хватило бы молота, чтобы вышибить из выложившегося в драке Генриха дух.

Это для того, чтобы его сковать.

Резонно.

Агаты — нет, и даже Пейтону очевидно, что только она и была для него тонкой, но прочной ниточкой, что держала его в Лимбе. Зачем бы ему возвращаться туда, если её там уже не будет? Только пустой шар-концентратор и маленькая, еле тлеющая искра Агатиной души останутся в мавзолее угасших, этом памятнике безвременных лимбийских мучеников, ожидающих высшей награды, что непременно им достанется, когда смертный мир закончится…

Нет, на это смотреть уже сейчас нет никаких сил. А пару лет спустя он и вовсе возненавидит собственную жизнь, просто потому…

Что уже сейчас понимает — Небеса виртуозно вернули ему выпитую душу Сесиль Смит.

Вырванное сердце Миллера в обмен на твое собственное, Генрих Хартман.

Вырванное сердце Миллера в обмен на твое собственное, Генрих Хартман.