В его голосе прозвучали резкие нотки.

– Они поставят под сомнение его выбор партнера по бизнесу.

– Вполне обоснованно.

– Они припомнят, что вас не было на его похоронах и что после его смерти вы стали единоличным владельцем Амхерста.

Она помолчала, пытаясь понять, дошло до него или нет. Он молчал, думая. Она продолжила:

– Но они могут пойти и дальше. Мы все были уверены, что Бутрос уже пошел на поправку, но потом болезнь вернулась. Возможно, найдутся такие, кто задастся вопросом, все ли возможное сделали доктора – или, быть может, кто-то убедил их, что это излишне.

Молчание.

– Мариам, – проговорил он медленно, – вы хотите сказать, что меня обвинят в убийстве Арбели?

Она вздохнула.

– Честно, я не знаю. Такое случалось раньше. Кто-то сболтнет какую-нибудь гадость, и вот уже все подхватили и пересказывают друг другу. А потом в газетах начинают писать про «слухи, которые ходят в квартале». Если вы хотите знать мое мнение… да, я считаю, что рано или поздно это случится. Людям страшно, они хотят на что-то отвлечься.

– Страшно? Чего они боятся?

– Войны. – Потом, в ответ на его молчание: – Вы слышали про нее?

– Нет. Расскажите мне, пожалуйста.

– Вся Европа в огне. И он расползается. Такое впечатление, что каждый день какая-нибудь новая страна присоединяется к боевым действиям. Америка пока ни о чем таком не объявляла, но мало кто сомневается в том, что это случится. А дома, в Ливане, неурожай, и те крохи, что есть, до последнего уходят солдатам. Люди в деревнях практически голодают. Наши семьи… Выживут не все.

Повисла долгая пауза – он пытался переварить услышанное.

– А нельзя просто… привезти их сюда?

Мариам покачала головой.

– Это слишком опасно. На море тоже сражения, и все порты в блокаде. Мы посылаем деньги, но они не всегда доходят. Поэтому мы ждем и сходим с ума от беспокойства – и ищем, чем бы еще таким занять свои мысли.

– Например, мной, – заметил он.

– Вы вините нас? В том, что нам любопытно – и страшно? За то, что мы гадаем, чем вы тут занимаетесь?