Крейндел закончила свой рассказ и попыталась раствориться в толпе, но это было невозможно. Толпа просто заново смыкалась вокруг нее, подталкивая ее к Тоби, центру всеобщего внимания. Но почему все это было так ужасно? Ей ведь понравился Тоби. Она никогда прежде не разговаривала с мальчиками и не подозревала даже, что с ними, оказывается, можно говорить вот так: честно и открыто о действительно важных вещах. Он между тем присел на корточки перед одной из младших девочек, чтобы та могла получше разглядеть его фуражку с медной кокардой, в то время как сестра-хозяйка повторяла:

– Какая удача, что ты оказался рядом, а не то кто знает, что могло бы случиться!

Но Крейндел знала. Она представляла себе эту картину: Йосселе, спешащий ей на подмогу, в бархатном занавесе, развевающемся у него на плечах, точно знамя, его громоподобные шаги. Мальчишки в переулке, с воплями ужаса разбегающиеся в разные стороны. Не подоспей так вовремя Тоби, задержись он хотя бы на несколько секунд… Да, она бы это сделала. И разве это было бы неправильно с ее стороны? Йосселе создан защищать, именно для этого он и был ей дан. Он дар Всевышнего, источник всей ее силы, который ничего не просит в ответ. А если бы она рассказала о Йосселе Тоби или любому другому мальчику… понял бы он? Или ей пришлось бы выбирать между ними?

Но как тут можно выбирать? Йосселе принадлежал ей, навсегда. Ни о каком выборе и речи быть не могло.

Спектакль между тем подходил к заключению. Сестра-хозяйка потрепала Тоби по щеке и удалилась. Рейчел было поручено отвести младших девочек в дортуар; пыхтя от негодования, она подчинилась. Директриса пожала Тоби руку и скрылась в своем кабинете.

Наконец Тоби с Крейндел остались в вестибюле одни.

– Да уж, – произнес Тоби, и губы его дрогнули в ухмылке, – надо же было устроить такой переполох.

Крейндел очень хотелось улыбнуться ему в ответ, рассмеяться и согласиться. Но она ничего не сказала, лишь обхватила себя руками за плечи и уткнулась взглядом в пол.

– Крейндел, – начал он, – ты…

– Спасибо тебе, Тоби, – не дав ему договорить, произнесла она. – За то, что помог нам.

И, не поднимая глаз, она двинулась мимо него к лестнице. На глазах у нее блестели слезы.

Тоби некоторое время стоял в одиночестве посреди вестибюля, пытаясь понять, что он сделал не так. Ответа на этот вопрос он так и не нашел.

Велосипед стоял там, где он его и оставил, прислоненный к стене. Он взял его и, выехав за ворота, покатил по 136-й улице. Он пересек Бродвей и, остановившись на тротуаре, достал из сумки лист бумаги, который стащил из шкафчика с надписью «Личные дела персонала», когда все были уверены, что он в туалете.