Светлый фон
Леви, Шарлотта 3352 Бродвей № 508 Манхэттен, Нью-Йорк

Леви, Шарлотта

3352 Бродвей № 508

Манхэттен, Нью-Йорк

Он устремил взгляд на многоквартирный дом на противоположной стороне улицы. Над входной дверью был виден номер 3352.

Под ложечкой у него похолодело. Ну и что ему теперь делать? Он представил себе, как за ужином говорит маме: «Я нашел миссус Хаву», – и она в ответ давится чаем. Если он прокричит это в щель почтового ящика в Маленькой Сирии, может ли он рассчитывать на еще одну золотую монету? Секретарша Учительского колледжа будет благодарна ему до небес. Тея Радзин завалит его печеньем.

Но во всем этом не было никакой логики. Безусловно, женщина может исчезнуть по своим причинам, оставив ненавистное прошлое позади. Но тут крылось что-то большее. Ему вспомнились фотографии, горящий конверт. Страх в глазах его матери, когда она запирала дверь на засов с таким видом, как будто была уверена, что отгоняет от них верную смерть.

Он вытащил из сумки карандаш и чистый бланк, немного подумал и написал записку.

 

Содержимое старой корзины для шитья по-прежнему было в беспорядке разбросано на столе Шарлотты Леви, которая сидела, бесцельно сжимая в руках вышитый квадратик муслина.

«Возьми себя в руки, – твердила она себе. – Убери все это в шкаф. Сегодня суббота. У тебя уйма дел».

«

Но заниматься делами у нее не было никакого желания. Все, чего ей хотелось, все, чего требовали ее тело и душа, – это вернуться обратно в кладовку, к Йосселе, и снова почувствовать себя целой.

«Ты должна была уничтожить его, – упрекнул ее внутренний голос. – А ты даже не попыталась».

Но неужели он представляет такую опасность? В конце концов, он столько лет просидел там в своем закутке, и ничего. А теперь, когда она знает о его существовании, она может приглядывать за ним, возможно, даже регулярно его навещать. Шарлотта улыбнулась, представив себе, как будет днем преподавать своим ученицам тонкости кулинарии, а ночи проводить с ним в его закутке, в блаженстве единения…

«А как же Крейндел? Ты собираешься каждую ночь проникать в ее сны, возможно повреждая тем самым ее рассудок, только ради того, чтобы удовлетворить собственные желания? И это после того, как ты столько раз обвиняла Ахмада в высокомерии и пренебрежительном отношении к людям?

Это было в жизни Хавы Леви. Не в моей.

Так вот в кого ты превратилась теперь?»

Она посмотрела на муслин, на вышитую девочку, на языки пламени. Ее рука потянулась к цепочке на шее, она глубоко и прерывисто вздохнула. Почему у нее не получается мыслить ясно? Почему ее же собственные аргументы ничего больше для нее не значат? Ей нужна помощь, ей нужно…